Бомба в Эшворд-холле - Энн Перри

– Чем можем быть полезны, мистер Питт? – спросил Лоркан несколько холоднее, чем обычно.

У него было худое лицо, а голубые, очень яркие глаза Макгинли были исполнены какой-то нервической энергии. Около глаз у него залегли тени, и линии у рта обозначались еще резче. Томас прежде как-то не думал о том бремени ответственности, которое давит на каждого представителя национальных сепаратистских интересов, и огне критики, направленном против их достижений или, наоборот, провалов. А теперь, со смертью Гревилла, ирландцам все должно было казаться напрасным, все усилия – тщетными. Теперь их удел – лишь поражение и обманутые надежды.

– Боюсь, у меня очень неприятные новости, – сказал суперинтендант, переводя взгляд с мужа на жену и обратно. – Я хочу сказать…

– Я знаю, что Гревилл мертв. – Лоркан встал и с трудом выпрямился, словно до этого был сложен пополам. Полицейскому бросилась в глаза его болезненная худоба. – И это означает, что переговорам конец. И с нами тоже покончено. Снова катастрофа. Мы должны бы уже привыкнуть к ним, но каждый раз это так ранит…

– Я так не думаю, мистер Макгинли, – вежливо возразил Томас. – Можно найти другого председателя…

– Чепуха! И, пожалуйста, не говорите со мной таким самоуверенным тоном. Нельзя найти замену на этом этапе переговоров, даже если найдется еще один человек, такой же смелый и опытный, как Эйнсли Гревилл.

– Да, смелость потребуется, и немалая, – согласился Питт, – особенно, когда все узнают, что мистер Гревилл был убит.

Айона застыла на месте. Глаза у нее стали очень большие, и в них внезапно отразился неподдельный страх.

Лоркан медленно смерил Томаса взглядом с ног до головы, словно в поисках единственного, точного ответа.

– Кто вам сказал? – спросил он. – И кто вы такой, чтобы входить и сообщать подобные вещи?

– Я связан с полицией. И мне никто ничего не говорил. Я видел все сам.

Ирландец не сводил с Питта глаз:

– Вы… действительно?

– И что вы собираетесь предпринять? – спросила миссис Макгинли. – Значит, кто-то все-таки сумел пробраться в дом? А я думала, что здесь есть люди, обеспечивающие нашу безопасность… Это дело рук протестантов. Они не желают, чтобы новое правительство было узаконено. Все та же старая песня! Когда они не могут убедить нас или же действовать в соответствии с законом, они нас убивают. Одному Богу известно, кровью скольких мучеников залита Ирландия…

– Успокойся, – оборвал ее муж. – Да, если мистер Питт полицейский, то это просто позор, что он не сумел защитить Гревилла; но даже если он не смог, это не значит, что мы должны обвинять всех подряд. Сделай милость, попридержи язык. Это, по крайней мере, ты можешь… если, конечно, тебе не известно что-то такое, о чем следует рассказать мистеру Питту. – Рот его искривился в иронической усмешке. – Например, о твоем друге Мойнихэне…

Он был груб и насмешливо жесток, но Томас вряд ли мог осудить его за это.

Айона покраснела от ярости, но ничего не возразила.

– Когда вы вчера вечером легли спать? – спросил суперинтендант.

– Я ничего не слышал, никакого шума, – ответил Лоркан.

– Мистер Макгинли, это не был наемный убийца, проникший извне. Мистер Гревилл был убит кем-то из живущих в доме. Скажите, когда вы легли спать? – повторил полицейский свой вопрос.

– В четверть одиннадцатого или около того.

Ирландец наградил Питта холодным, вызывающим взглядом.

– И позже я из своей комнаты не выходил, – добавил он сухо.

Затем Лоркан круто повернулся, взглянув на жену, ожидая, как она ответит на вопрос полицейского.

– Вы были один? – настойчиво расспрашивал его Томас, не очень, однако, рассчитывая на сколько-нибудь удовлетворительный ответ. По закону, жена не может свидетельствовать против мужа, а значит, и свидетельство мужа в данном случае тоже не имеет законной силы.

– Нет, – отрывисто сказал Лоркан, – со мною некоторое время был мой камердинер, Хеннесси.

– А вы можете назвать точное время?

– От четверти одиннадцатого до без десяти минут одиннадцать.

– Вы помните так точно?

– На площадке стоят часы, и я слышал, как они били.

– Камердинер задержался у вас надолго. Чем он был занят все это время?

Лоркан словно бы слегка удивился, но ответил довольно охотно:

– Мы говорили о моей охотничьей куртке. Мне она очень нравится, а он думает, что мне пора ее сменить. А еще мы толковали о сравнительных достоинствах лондонских и дублинских портных, которые шьют рубашки.

– Понимаю. Спасибо.

– Вам могут быть полезны эти сведения?

– Да, благодарю вас. А вы, миссис Макгинли, где были вы?

– Я уже сказала вам. – Айона холодно взглянула на Томаса. – Я оставалась в своей комнате. Со мной некоторое время была моя горничная: она помогала мне переодеться на ночь и, конечно, убирала мое вечернее платье.

– Вы не помните, когда она ушла?

– Нет, не помню. И если бы я что-нибудь видела, то сказала бы вам; но я не видела и не слышала ничего.

Питт прекратил расспросы. Сейчас у него не было оснований подозревать этих людей. Однако Хеннесси надо было проверить.

Полицейский поблагодарил супругов Макгинли и отправился к Фергалу Мойнихэну. Тот был один в биллиардной, чрезвычайно расстроенный – и одновременно раздраженный.

– Из полиции? – переспросил он сердито, когда Томас представился. – Думаю, вы бы с самого начала могли быть поискреннее, суперинтендант. Ваша скрытность была не обязательна.

Питт не позаботился скрыть несколько насмешливую улыбку.

Фергал вспыхнул, и полицейскому показалось, что этот человек скорее уязвлен, чем растерян. Ему было неловко от того, что его публично застали с Айоной Макгинли, но он не стыдился своих чувств к ней. Более того, он готов был защищать их и даже гордился ими. Так часто бывает с безумно влюбленными.

Мойнихэн мог отчитаться почти за весь расследуемый промежуток времени, подробно рассказав, где он был и что делал, но выяснилось, что у него была возможность выйти из комнаты незамеченным и дойти до ванной Гревилла.

– Но я не выходил, – настойчиво убеждал он Томаса.

Следующим Питт расспросил О’Дэя.

Тот стоял перед горящим камином, засунув руки в карманы. Он не сделал ни малейшего намека на неудачу, постигшую суперинтенданта, отвечающего за безопасность собравшихся, но тщательно сохраняемое равнодушие, написанное на лице Карсона, явно говорило, что он об этом думает.

– Не понимаю, чем могу вам помочь, – пожал он плечами. – Вы сказали, что это не несчастный случай? Значит, вы полагаете, что произошло убийство?

– Да, боюсь, что так.