Рогора. Пламя войны - Даниил Калинин

Похоже, что торхи действительно не научились быстро перезаряжать кремневые огнестрелы – в последний момент под вой сигнальных рожков обе шеренги бросаются вперед.

– Урагша!!!

– Гойда!!!

Центры отрядов стремительно сближаются, и наконец они врезаются друг в друга под жуткие, переливчатые вопли кочевников и яростные крики наших бойцов. Им вторят дикий треск копий и лязг скрещивающегося металла. Наши крылья продолжают обтекать торхов, обходя их с флангов и заходя в тыл. Степняки наконец-то понимают, в чем дело, задние их ряды уже разворачиваются в нашу сторону… Вот только нужного для встречи с нами разбега им уже не взять.

Рузук, мощный боевой жеребец, набрав огромную скорость в бешеном галопе, просто таранит легкого скакуна торха, опрокинув его вместе с седоком. Рубящий удар сабли – и противник, показавшийся слева, вылетает из седла.

Довернув кисть, обратным движением встречаю вражеский клинок блоком и тут же перевожу свой, обрушивая резкий удар сверху. Подскочивший враг валится на землю с перерубленной шеей. Торх справа, с искаженным яростью лицом, с оттягом бьет шестопером, целя мне в голову. Резко ложусь на холку жеребца, буквально распластавшись на нем, пропуская удар, и тут же вонзаю обоюдоострую елмань сабли в бок поравнявшегося со мной противника. Кольчуга не выдерживает удара, и сталь клинка погружается в горячую плоть знатного торха – только багатуры вооружены шестопером, это символ власти!

Прорвавшись через строй кочевников, поднимаю клинок над головой, на мгновение останавливая продвижение сотни. Но только на мгновение: мне удалось разглядеть новую цель – десятка три торхов, держащихся особняком в тылу наполовину окруженного отряда и уже разворачивающих коней вспять. Особенно мое внимание привлек грузный всадник в посеребренном доспехе. Рядом с ним держится знаменосец с зеленым стягом, на котором желтыми нитями выткан камышовый тигр.

– Вперед!!!

Сотня срывается с места в галоп, словно спущенная с тетивы композитного лука стрела. Противник замечает нас. Пару минут торхи пытаются уйти – но даже самые сильные их лошади не могут скакать быстрее, неся на себе панцирных всадников. Что же, надо отдать должное вождю торхов – резко остановив отряд, он что-то зло скомандовал, и степняки, изобразив некое подобие строя, вскинули самопалы.

– Ложись!!!

Моему окрику вторит вражеский залп, но бойцы успели разглядеть опасность. К сожалению, не все освоили прием, когда всадник на скаку едва ли не вываливается из седла, свесившись набок, однако сейчас он спас жизнь многим воинам.

Восстановив равновесие в седле, вырываю из кобуры свой самопал.

– Огонь!

Тяну за спусковой крючок. Ударившему выстрелу вторит немногочисленный и нестройный залп из-за спины и сбоку. Впрочем, десяток торхов все же вылетает из седел, в том числе и знаменосец, в которого я целил.

На этот раз Рузук встает на дыбы, как и жеребец батыра торхов. Последний, закрутив саблей стальной круг перед самым столкновением, стремительно, практически молниеносно рубит наискось, как только скакуны становятся на землю, обменявшись ударами передних копыт. Я пропускаю удар, успев лишь уклониться от атаки, но не полностью – острие сабли вскользь зацепило голову, оставив широкую борозду на лбу и вдоль левой половины черепа.

Несмотря на легкость ранения, боль дикая. Сцепив зубы от ненависти, ткнул саблей, целя в лицо. Торх с легкостью отбил выпад и обратным движением рубанул навстречу. Лишь в последний миг я успел фактически лечь на круп коня, пропуская клинок над собой. Выпрямляясь, вырвал самопал из кобуры. Противник успел замахнуться, но грянувший выстрел выбил его из седла.

Пороховая дымка рассеивается, и сквозь нее я вижу, как подал вперед своего скакуна вражеский полководец. Нас более никто не разделяет – и со свирепой яростью я бросаю жеребца навстречу.

Но знатный торх в последний миг перед столкновением уходит чуть влево, одновременно наискось, с оттягом ударив Рузука шестопером по голове.

Верный жеребец истошно заржал, словно заплакал, и, встав на дыбы, тут же упал набок. Но я успел высвободиться из стремян и выскочил из седла, больно врезавшись в землю плечом.

Торх же вырвался вперед. Очередным ударом пернача он размозжил голову мальчишке-стражу, хранимому до того судьбой. Но следующий удар сабли сбоку пропустил – и рухнул на землю.

Легкая сабля прорубила стальной панцирь, но не ранила торха, лишь опрокинув его на землю. Степняк тяжело встает на ноги, хватается за рукоять клинка, что еще не покидал ножен… И лезвие моего кинжала по самую рукоять входит в шею вражеского полководца. Уперев в меня прожигающий ненавистью взгляд узких раскосых глаз, торх медленно оседает на землю. Вскоре они туманятся, но я надеюсь, что степняк разглядел меня напоследок и прочитал мою свирепую ненависть к их проклятому племени!

Лецек

Аджей Руга

Дикая, яростная рубка кипит внутри ограниченного пространства каменного цеха. Довольно долго мы отбивались за счет самопалов, ведя огонь из немногочисленных окон и отгоняя врага от ворот. Но когда пороха осталось на один заряд, да и то не к каждому стволу, мы позволили противнику сломать их и ворваться в цех.

Правда, их ждал неприятный сюрприз – первую волну прорвавшихся торхов встретил наш последний залп, и на смешавшихся степняков мы навалились сразу с двух сторон, истребив нападающих в считаные мгновения.

К сожалению, более никаких козырей у нас не осталось, и торхи медленно, но верно потеснили нас от прохода, после чего рубка пошла в полутьме производственных помещений. Благодаря узкому пространству цеха они не могут использовать свое численное превосходство – например, охватить нас с тыла и истребить в плотном кольце. Но обольщаться не стоит, разменивая одного павшего воина к двум, даже трем зарубленным торхам, мы все равно не сможем выиграть: к началу схватки противник численно превосходил нас более чем в пять раз.

Уход вправо скользящим шагом – клинок противника просвистел слева, ныряю под удар следующего за ним торха и рублю навстречу от себя. Справа враг наседает на рогорца, тесня его размашистыми ударами, кончик елмани моего клинка, легко чиркнув под шеей, остановил атаку противника. Используя инерцию удара для разворота, оборачиваюсь – и встречаю удар врага блоком клинка, тут же рубанув в ответ. Блок – удар, блок – удар… Затылком чувствую – спину прикрывает свой. И он яростно рубится с наседающими врагами.

Очередной удар не встречаю – пропускаю перед собой, отшагнув назад. Мой клинок подбивает саблю торха под елмань, добавляя инерции – и я тут же, довернув кисть, рублю наискось. Голова торха повисает на шейных позвонках.

Неожиданно напор врага ослабевает. По всему цеху разносятся их отчаянные крики и возгласы, среди которых я различаю единственное: «Назад, назад»… И еще что-то вроде: «Утгурд мертв!»

Сердце, несмотря на общую усталость и продолжительную рубку, забилось еще быстрее, забухало словно кузнечный молот. Еще боясь поверить в это умом, сердцем я понимаю, что произошло.