Желтый саквояж - Николай Дмитриев

— Ни, це щось не те, — начал возражать ему здоровяк, но договорить не успел.

На дверях их камеры лязгнул засов, и из глубины коридора донеслось властное:

— Всем на выход!.. С вещами…

Теперь и в камере Дмитра началась нервная суматоха. Все торопливо собирали немудрящий скарб, и только священник спокойно встал с койки и пошёл к дверям. Следом за ним в коридор выбежал и Дмитро. Там была уже толпа арестантов, которые под окрики надзирателей всей массой валили во двор.

Выскочив вместе со всеми наружу, Дмитро вдруг понял, что по ним стреляют, и, чтобы не слышать общего душераздирающего крика, заткнув уши, повалился на брусчатку. Того, что творилось кругом, парень не мог уяснить и даже до определённой степени вообще не воспринимал как реальность, пока не услыхал выделившийся в общем вопле громкий голос священника:

— Спаси, Господи, люди твоя!..

Словно подчиняясь этим словам, стрельба внезапно стихла.

Дмитро поднял голову и заметил какую-то мимолётную тень, на секунду мелькнувшую над тюремным двором. И тотчас брусчатка мощёного двора содрогнулась от оглушающего взрыва, сторожевая вышка, торчавшая на углу, косо свалилась набок, а часть тюремной стены, покачнувшись, рухнула.

Одна-единственная бомба, сброшенная с самолёта, развалила старинную кладку, снесла будку охранника и, главное, закинула куда-то в сторону колючую проволоку, оплетавшую гребень. И пока ошарашенная охрана пыталась что-то разглядеть в клубах кирпичной пыли, поднятой взрывом, толпа заключённых бросилась прочь через образовавшийся пролом.

Подхваченный общим порывом Дмитро кинулся бежать сломя голову, и перед его глазами замелькали то спины удиравших в разные стороны арестантов, то ограды ближайших строений, то, наконец, кусты на косогоре, куда парень мгновенно нырнул и, не удержавшись на ногах, покатился вниз по крутому склону.

Видимо, это стремительное падение спасло ему жизнь, потому что, когда опомнившиеся охранники снова открыли стрельбу и по кустам на склоне ударила пулемётная очередь, Дмитро, кувырком докатившийся до речного берега, успел прыгнуть в воду.

Холодная купель вернула парню способность соображать, и он, вынырнув, вдруг увидел своего сокамерника-панка, который уверенными «сажёнками» плыл к противоположному берегу, где уже успевшие переплыть неширокую в этом месте реку беглецы со всех ног удирали по заливному лугу.

Дмитро хотел было плыть следом, но тут пулемётная очередь, подняв пугающую полосу фонтанчиков, хлестнула по воде, и парень понял, что ему достичь другого берега вряд ли удастся. К тому же второй пулемёт начал бить по лугу, где укрыться вообще было негде, и Дмитро испуганно вжался под береговой обрывчик.

Стрельба с уцелевшей тюремной стены становилась всё гуще, пули били и по кустам склона, где, вероятно, ещё кто-то прятался, и по лугу, где люди, стараясь укрыться, метались из стороны в сторону, и свистели чуть ли не над самым краем обрывчика, заставляя Дмитра испуганно втягивать голову в плечи.

Внезапно грозные крики охранников донеслись с верхнего края косогора, и Дмитру стало ясно, что и переплывать реку, и вылезать назад на берег бесполезно. На какой-то момент возникшее чувство безысходности словно парализовало Дмитра, и вдруг спасительная мысль мелькнула у него в голове.

Он вспомнил, что приезжая на базар, всегда удивлялся, почему река, словно очерчивая городскую застройку, охватывает её петлёй, а это значило, что по воде можно было добраться не только в любое предместье, но и вообще за город… Однако главным сейчас было уйти подальше от тюрьмы, и Дмитро, прикрываясь береговым обрывчиком, поплыл по течению…

* * *

Как ни торопился майор, но попасть в город вместе со своими спутниками он так и не смог. Вьехать по какой-нибудь из боковых улиц не дозволяла река, а дорога к мосту шла через пойменный луг, по насыпи, и была сплошь забита войсками.

Впрочем, Вепшу правдами и неправдами, где обочиной, а где лугом удалось доехать почти до самого моста, но, как оказалось, на въезде стоял военный патруль, и миновать строгой проверки было нельзя. Приходилось ждать более подходящего момента, и, прикинув, как быть дальше, майор решительно завернул упряжку прямо на пойменный луг.

Там, несколько в стороне от дороги, почти у самого берега реки, стояла одинокая усадьба, где Вепш, посоветовавшись с Зенеком, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, решил перебыть какое-то время.

С хозяином договорились быстро и, поставив упряжку за домом, путники разместились прямо во дворе. Садясь на лежавшую под стеной сарая высохшую колоду, Зенек приметил лодку, привязанную почему-то прямо к крыльцу дома, и усмехнулся:

— Тут у мужика пристань, что ли?

— А сюда пан поручник посмотреть не соизволил? — Стоявший рядом майор с усмешкой показал на реку и деловито пояснил: — Берег же совсем низкий, так что, чуть что, зальёт. И по моему разумению, тут без лодки никак нельзя.

— А-а, вон оно что… — удивлённо протянул Зенек и, помогая сесть кое-как приковылявшему к ним Остапу, пошутил: — Устраивайся, гайдамака, загорать будем.

— Да уж, застряли… — согласился Остап и, чтоб не так болели ушибы, сел чуть боком, вытянув вперёд ногу.

— А куда пану студенту теперь спешить? — усмехнулся Вепш тоже присаживаясь на колоду. — Разве что до криминала[151].

Услыхав неожиданное упоминание о тюрьме, Остап насторожённо посмотрел на майора, а Вепш, видимо, совсем не случайно заговоривший об этом, как бы между прочим поинтересовался:

— А скажите, пан студент, за что всё-таки вас НКВД так упорно сцапать хотело?

— Почему это вдруг упорно? — не понял Остап и недоумённо посмотрел на Вепша.

— Ну так сами судите, — майор, вроде как от нечего делать, стал теребить соломинку. — В Подгайчики за вами приезжали. Потом со стрельбой по всему городу ловили…

— А я знаю? — Остап сердито насупился. — Они ж мне ничего не сказали, а стрелял я оттого, что хотел брату помочь, а меня до постерунку…

— А к пану Зенеку с какого такого дива обратились? — быстро спросил Вепш.

— Так то всё через тот чемайдан клятый, — вздохнул Остап. — Я думал, пан поручник на Дмитра жаловался.

— Ну да, да… — покивал головою майор и, с прищуром глянув на Остапа, заметил: — А возле дома Ковальских вы, пан студент, случайно оказались не так ли?

— Так, — рассердился Остап. — Я ж говорил!

Ему окончательно стало ясно, что майор неспроста заговорил о НКВД, а недвусмысленные намёки на неких друзей подсказывали Остапу, что веры его словам нет. С другой стороны, майор прямо сказал, что желает встретиться и ждёт ответа.

Внезапно в голове у Остапа промелькнула мысль, что, может быть, майор видел и запомнил его ещё там, на дороге, когда он, сидя за корчем со «зброёвкой», стрелял по куда-то уходившей колонне. Остап чуть было не напомнил об этом майору, но удержался. Судя по всему, его тогда вряд ли разглядели, и сказать об этом, значило признать всё, на что так упорно намекал поляк.