Мистер Эго. Как жить в обществе и быть свободным от общества - Денис Пилипишин

Основная идея работы «Наука в свободном обществе» состоит в том, что лишь то общество можно считать свободным, в котором всем культурным традициям предоставлены равные права. В настоящий же момент безосновательно культивируется сциентистское мировоззрение, боготворящее науку и технический прогресс, особый тип рациональности. Для исправления положения вещей в обществе необходимо кардинально реорганизовать систему образования – оно должно обрести качество идеологического полиморфизма, т.е. нужно не вдалбливать в голову учащихся одну традицию, но давать сполна знаний, дабы человек смог самостоятельно и осознанно выбирать, какой из традиций ему следовать по жизни – научной, религиозной, мистической или какой иной. Таков проект Фейерабенда «отлучения науки от государства».

Для нас значимо следующее. В социальном плане индивид всецело зависит от принятой в его обществе «традиции», и раз уж ему повезло в нем родиться, то его мышление, а также ценностная ориентация, способы рассуждения, логика и многое другое будут действовать лишь в рамках данной «традиции». Этим уже заложена система предпочтений по жизни, определены потенциальные классы желаний, которые могут у него возникать. Так что апологетам свободного выбора неплохо бы задуматься, что существуют такие варианты, которые данный индивид просто не сможет захотеть, и не по своему недоумию, а потому, что таким его «отштамповала» эпоха, установив стандарты мировосприятия.

Таковы реалии. Каким интересно образом мог осуществить СВОБОДНЫЙ ВЫБОР заидеологизированный бухгалтер сталинской эпохи, воспитанный в духе классиков марксизма-ленинизма? Даже если чудесным образом обеспечить ему безопасность со стороны карательных органов, решив проблему «внешнего ограничения», внутренние его барьеры будут непреодолимы.

И нелепо говорить, что в принципе, мобилизовав все внутренние резервы, люди могли бы самоопределяться в любое лихолетье. Кто-то один, может, и мог бы (и то, при выполнении соответствующих условий – кстати, он тогда был бы позитивным маргиналом), но не все. Разговоры о том, что если бы все вовремя задумались, переосмыслили бытие, то стали бы иными, и свободный выбор мог бы состояться, смешны, хотя теоретически это не невозможно. Невозможно это практически и стоит гораздо дальше от воплощения, чем призывы типа «если каждый бросит бычок в урну, на улицах будет чистота». Не станем здесь объяснять, почему это нереально, наш разговор об ином. Констатируем лишь, что КАЖДЫЙ не перестанет мусорить, не придет на выборы, не сэкономит по киловатту электроэнергии, не посадит по одному дереву и, тем более, не будет работать над собой. Оставьте.

Справедливости ради стоит заметить, что и реформа образования, предложенная Фейерабендом, также, с нашей точки зрения, недостаточна. Одна она не приведет к свободному обществу – разве только образование формирует человека? Но это совсем другая история. Мы, высказавшись в отношении пластов знаний, плавно переходим ко второй составляющей нашей экзистенциальной целостности.

Пласты чувственно-практического опыта. Строгой границы со сферой знания провести нельзя. И знание может быть чувственным, и опыт «знательным», и любая рефлексия (самоосознание) неразрывно связана с подспудными переживаниями, не рационализируемыми предпосылками и т.п. Тем не менее, чувственная практика отличается от рационального знания.

Пласты чувственно-практического опыта состоят из наборов затвержденных типов реагирования на ту или иную ситуацию, различных у каждого вследствие неодинаковости личного опыта, а также несложных поведенческих алгоритмов, не требующих осознавания при реализации. То, что их формирование всецело зависит от жизненного пути человека и сопутствующих ему обстоятельств, достаточно очевидно. Так же, как очевидно и то, что их влияние на возникновение того или иного желания весьма велико. Кроме того, к образованию желания они стоят ближе, чем пласты знаний, поскольку действуют непосредственно, не затрагивая рефлексивный аппарат. Не станем утомлять читателя умозрительными формулировками, поясним доводы на конкретных примерах.

Порой попадаются рассказы мужчин, бывших в детстве совращенными женщинами. Различаясь в деталях, истории совпадают по существу. Типичный случай: родители оставили 12-летнего мальчика одного в коммунальной квартире, что отметила для себя похотливая соседка, которой было за 30. Воспользовавшись благоприятным моментом, она вступила с ним в интимную связь. Хотя весь механизм происшедших психических изменений неизвестен, известен их результат: мальчик давно стал мужчиной, но всю жизнь его привлекают лишь женщины ощутимо старше. Это наиболее стандартный случай, другие хуже (особенно с садо-мазохистскими интерпретациями). Насколько же теперь выбор этих людей свободен, насколько возникающие желания принадлежат им самим?

Или иное: ребенка в детстве сильно испугало громким, внезапным гавканьем противное, невоспитанное животное, именуемое собакой. На беду, в тот же момент предательски каркнула большая ворона. Всю жизнь потом у этого человека каркающий звук вороны ассоциируется с громким собачьим лаем, и затем всплывают неприятные впечатления сильного испуга. Однако и это не финал. Отныне, встречая товарища по фамилии Воронин или какую-нибудь Галю Галкину, он относится к ним весьма настороженно. Вослед за «птичьей» фамилией в его душе следует бессовестное «Каррр!», за ним – неотъемлемое «ГАВ!», далее соответствующие переживания. В результате, не имея на то объективно признанных оснований, он окрысился и на Воронина, и на Галкину, причем и сам не понял, почему. В силу жизненного многообразия, подобное фигурирует в отношении любого уголка человеческого опыта. Наши реакции на мир во многом запрограммированы не нами.

Подведем промежуточный итог. Отмеченная запрограммированность человека, проявляющаяся, кстати, не только вследствие пластов чувственно-практического опыта, но и пластов знания, в части вопроса свободы выбора, приводит к следующему.

Наши возможности по реализации свободы желания (хотения) также оказываются ограниченными. Подобно тому, как в случае с осуществлением выбора мы можем избрать лишь из данного, то есть из того вполне исчислимого набора вариантов, которые предоставила нам ситуация, в которую мы вляпались, да притом, что не все варианты нам известны, здесь мы имеем нечто аналогичное. В нас уже есть набор потенциальных желаний, то, что мы можем захотеть, сочтено и предопределено. Кем? – Окружающей ситуацией, в том числе, другими людьми. Разница между альтернативами возможных поступков и фиксированным набором желаний лишь в том, что альтернативы (варианты) детерминированы окружающим миром в настоящем времени, а причины наших желаний заложены им же в прошлом. Тому есть много авторитетных свидетельств, полагаем, часть из них известна читателю («Сценарная теория» Эрика Берна, например).

Так какова же при таком раскладе степень свободы? Впечатление удручающе. Встрепенувшийся в ответ на тезис о собственной абсолютной свободе неофит призадумался и вдруг понял, что все его желания – в некотором смысле лишь слепок предыдущего жизненного пути. Его «свободное» желание на поверку оказывается, с одной стороны, производной от прошлой встречи с «тетей-Мотей», от детских впечатлений, от степени душевности отношений в школе, семье, от множества случайных конфликтов, встреч, несчастной/счастливой любви и т.д. (Помните гр. Дюна – «…и с тех пор при слове ПИВО все внутри кипит бурливо…») С другой – вектор его желаний направляется полученными знаниями, зависит от той мировоззренческой системы, в которую его, не спросив, вовлекли.