Тише воды, ниже травы - Марина Серова

Ко всему прочему, если принять мою версию, получается, что смерть их обоих логична — как смерть людей, занимавшихся одним и тем же темным делом и пострадавших именно из-за этого. Вдруг нашелся кто-то, кто решил отомстить?

Вот только в деталях полная путаница… Да и личность Константина Макарского, по утверждениям ученых мужей, сидевших сейчас передо мной, не тянула на роль организатора преступных махинаций. А если Дина… втянула дурачка в эти занятия? Но зачем? И какую он мог выполнять функцию? Ведь вот же, не кто-нибудь, а светило психиатрии утверждает, что Костя действительно был болен, причем безнадежно…

Я нервно тряхнула головой, как бы стараясь освободиться от настойчиво крутящихся в мозгах мыслей относительно Дины и Кости и их связи с клофелиновым делом. Собакин заметил мое движение и вопросительно замер, глядя на меня. Я же обратила свой взор на Пименова.

— Максим, скажите как человек, хорошо знавший Дину: способна ли она была на какое-нибудь преступное занятие?

Пименов, для которого вопрос оказался совершенно неожиданным, застыл на месте и, как говорится, взял паузу на размышление.

— Ну, знаете… — наконец отошел он от кратковременного столбняка. — А о каком преступлении идет речь?

— Например, о мошенничестве. В отношении мужчин, скажем… Ну…

— Это когда чем-нибудь опаивают, а потом обирают? — живо отреагировал Собакин. — Вы это имеете в виду?

— Да, именно это… — подтвердила я, по-прежнему глядя на Пименова.

Тот, почесав затылок и поиграв бровями, наконец заговорил — немного замедленно, как будто рассуждая вслух:

— Да, она бы пошла на это. Но… если бы ее заставил человек, имеющий на нее неограниченное влияние. Вот так, пожалуй, обстояло бы дело…

— Костя Макарский… — бросил неожиданно имя в ход рассуждений коллеги, снисходительно усмехнувшись, Собакин, слегка подыгрывая Пименову.

— Нет, не Костя, — серьезно ответил Максим. — А такой человек, в которого Дина была бы влюблена… Например, Виктор с год назад. Может быть, в этой роли мог выступить я, если бы откликнулся на ее влюбленность, а потом закрепил бы все это через секс или еще какие-нибудь естественные рефлексы…

— Импринтинг! — выстрелил термином Собакин, с интересом слушавший психолога.

— В общем, только под влиянием извне Дина пошла бы на что-то подобное, — резюмировал Пименов. — В одиночку? Волевых качеств не хватило бы, структура личности не та, много шизоидного элемента… Нет! Абсолютно не вяжется. А что, вы действительно подозреваете ее в таких нехороших вещах? — настороженно поглядел на меня психолог.

Я неопределенно поиграла руками в воздухе, словно говоря, что пока твердых оснований нет, а есть только нечеткие предположения.

Собственно, на этом можно было заканчивать разговор с психологом и психиатром. Они рассказали мне все, что могли и что находилось в их компетенции. Остальное мне нужно откапывать, додумывать и приводить в стройный вид самой.

Я попрощалась с колобком Собакиным, который долго-долго жал мне руку в прихожей, и завезла психолога Пименова домой. А по дороге к себе я попробовала подвести итог разговора: выходило, во-первых, что Костя Макарский действительно был психически больным человеком, взрослым ребенком, и следовательно никак не мог стать организатором преступной группы. Оставалось узнать, откуда у него взялись вещи, которые принадлежали клофелинщице, которую разыскивала милиция? Во-вторых, Костя однозначно не мог быть любовником Дины и следовательно отцом ее ребенка. И нужно было выяснить, кто же на самом деле был этим чертовым отцом! А в-третьих, касается уже Дины. Она-то как раз, по словам Максима Алексеевича, вполне могла быть той самой клофелинщицей. Преступницей-марионеткой. Особенности характера Дины очень для таких дел подходили. Вот только режиссера, ставившего спектакли для этой марионетки, пока что не просматривалось…

После разговора с психологом и психиатром я почувствовала, что мне необходимо отдохнуть. Встреча с представителями этих профессий, беседа о различных отклонениях в человеческой психике сильно утомили меня, вызвали тягостные ощущения на душе. Полученную информацию требовалось «разложить по полочкам», а сил у меня просто-напросто не осталось. Да и поздно уже было — рассталась я с лекарями человеческих душ после десяти часов вечера, а домой добралась ближе к полуночи.

На автоответчике я обнаружила одно сообщение от Леры Павловой — она просила перезвонить. Но я решила отложить разговор с ней на завтра. В конце концов дело только-только еще начало разворачиваться, многие детали следовало обдумать, прикинуть… Сейчас еще мало что было ясно, и в такие моменты разговоры с заказчиком обычно только отвлекают от нужного направления мыслей.

Вообще-то я люблю, вернувшись после тяжелого дня в свою тихую квартирку, приняв душ и устроившись в постели, спокойно поразмышлять на сон грядущий о деле, которым занимаюсь. Но в этот раз никаких обдумываний, прикидок и размышлений, а также анализа новых данных не получилось. Я уснула через минуту после того, как моя голова соприкоснулась с подушкой.

Проснулась я от телефонного звонка. Телефон звонил-заливался на разные лады, прямо-таки захлебывался. И голос в трубке тоже захлебывался, я даже не сообразила поначалу, кто звонит. Наконец я поняла, что это Наталья Борисовна Черемисина, очень чем-то взволнованая.

— Татьяна, Татьяна! — кричала она в трубку. — У нас непредвиденные события! Вы не могли бы к нам приехать?

— Что случилось? — попыталась вставить я, но безуспешно — Наталья Борисовна, задавая свой вопрос, моего ответа не слушала и продолжала кричать дальше:

— Мне срочно нужно с вами поговорить! Это просто кошмар какой-то, я совершенно выбита из колеи! Приезжайте поскорее, пока я одна дома, а то скоро вернется Игорь, и тогда…

Я бросила взгляд на часы и коротко сказала в трубку:

— Выезжаю, буду минут через сорок.

Запрошенного мною времени должно было хватить на сборы и легкий завтрак с кофе, дорога же до Черемисиных от моего дома займет минут пятнадцать, не больше. А управилась я даже чуть быстрее.

Дверь после моего звонка открылась сразу, и на пороге квартиры я увидела встрепанную Наталью Борисовну.

— Слава богу, это вы, — облегченно проговорила Черемисина, втаскивая меня в квартиру. — Я тут уже просто вся извелась, у меня разыгралась мигрень, и мне не помогает даже новое лекарство. Хотя, может быть, оно поддельное — сейчас это сплошь и рядом. Проходите, проходите…

Я разулась, слушая ее трескотню, и прошла в комнату.

— Садитесь, — произнесла она, тоже усаживаясь в кресло, предварительно стряхнув с него на пол набор кистей.

— Так что случилось, Наталья Борисовна? — поинтересовалась я. — Я поняла, что это как-то связано с Игорем?

— Да, — односложно произнесла Наталья Борисовна, но после секундной заминки добавила: — Хотя скорее с Ларисой.