Умник - Мари-Од Мюрай

Клебер вежливо поблагодарил и поцеловал ее в обе щеки. «И твой тоже», — хотела прибавить Захра, но губы ее не послушались.

— Захра хорошая, — сказал Умник на лестнице.

— Угу, — промычал Клебер.

Он знал, что Захра его любит, но как-то не придавал этому значения.

— А Беатрис плохая, — продолжал Умник.

— Все не так просто, Умник ты Умник!

— Да, я Умник.

— Ну, а я — дуралей.

В воскресенье утром Корантен взял Умника с собой на пробежку. Тот вернулся, запыхавшись:

— Мне не понравилось. Корантен все время убегал. А я не мог его догнать.

После обеда Умник играл в гостиной, а Энцо сидел рядом и писал. Как в доброе старое время. Вечером Энцо с Корантеном попросили у Клебера разрешения сходить в кино.

— Да делайте что хотите!

— А ты… ты не отвезешь Умника в Маликруа? — запинаясь, спросил Корантен.

— Ни за что!

Перед самым ужином Клебер обнаружил, что дома кончился хлеб.

— Я сбегаю в булочную. Пойдешь со мной, Умник?

— У месье Крокроля болят ноги.

— Ну ладно.

Ближайшая булочная оказалась закрытой. Вот от каких пустяков порой зависит судьба. Клеберу пришлось пройти немного дальше. На обратном пути он вдруг ощутил смутную тревогу. Прибавил шагу, бегом взбежал по лестнице.

— Умник, я принес хлеб! Умник?

В гостиной на столе лежала записка. Клебер узнал почерк отца:

«Я все же заехал за Умником. Как я вижу, ты оставляешь его без присмотра. Будет лучше отвезти его в Маликруа на выходные».

Месье Малюри хотел избавить Клебера от тяжелой сцены. Но сцены никакой не было, по приезде в Маликруа Умник вел себя очень тихо. Казался безучастным, погруженным в себя. «Дело идет на лад», — подумал месье Малюри. Как только он уехал, Умник положил кролика на подушку и полез в рюкзак искать ножницы.

— Опять выколешь мне глаза?

— Тебе не надо все это видеть.

— А как же я буду плакать? — спросил месье Крокроль. Умник задумался, опустив ножницы.

Правильный вопрос. Он сел на кровать, уткнулся в стенку головой, и по щекам его покатились слезы.

— Клебер подлый, — сказал месье Крокроль.

Все, все они его предали: Энцо, Арья, Захра, Корантен. Он никому не нужен, все бросили. И Клебер. Клебер первый.

— Мадам Табуре! — раздался вдалеке оклик.

Умник вскочил и распахнул дверь. Старушка была тут и держалась за стенку.

— Иди сюда, старадама, — шепотом позвал ее Умник. — Прячься.

И она преспокойно вошла.

— Мадам Табуре! — надрывалась дежурная сестра.

— Вот зануда какая! — сказала неисправимая беглянка, обращаясь к Умнику.

— Она тебя не найдет.

Умник приложил палец к губам. Оба прислушивались к удаляющимся по коридору шагам.

— Почему тебя зовут как табуретку?

Старушка ничуть не удивилась вопросу.

— Табуре — фамилия по мужу.

Услышав про мужа, Умник широко улыбнулся:

— А дети у тебя есть?

— Сын. Он уже взрослый. Но он нехороший. Запер меня здесь.

— А меня — брат.

— Но я все равно убегу.

— Я тоже. Только не на лестницу, а на улицу.

— Вот как?

— Хочешь, побежим вместе?

У мадам Табуре сработали остатки здравого смысла:

— Я далеко не уйду. Вы-то еще молоды. Сколько вам лет?

— Двенадцать.

— Вот я и говорю! — рассудительно заметила мадам Табуре.

Между тем дежурная сестра забеспокоилась. Обычно старая карга (так она называла пациентку) дальше четвертого этажа не уходила. А на этот раз и на пятом пустой коридор. Куда она подевалась? Дежурная спустилась на первый этаж и предупредила коллегу:

— Никак не могу отыскать эту дуреху Табуре. Смотри в оба, как бы она мимо тебя не проскочила.

А в 212-й палате вовсю строили план побега.

— Деньги у вас есть? — осведомилась мадам Табуре. — На жизнь надо много денег.

Об этом Умник не подумал. Но мадам Табуре достала из кармана столбик монеток, завернутый в бумажную купюру.

— Ой, монетки в бумажке! — восхитился Умник.

Подарок навел его на кое-какую мысль:

— Я буду месье Мучбингеном.

Умник нарядился в костюм, а мадам Табуре завязала ему галстук. В один брючный карман он запихнул месье Крокроля, в другой — левольвер.

— Так ты не пойдешь?

— В другой раз, — сказала старушка. — Можно я пока поживу в вашей палате? А то у меня сидит дедушка и курит трубку.

— Дарю тебе мою палату!

Пока двое пациентов соревновались в щедрости, среди персонала Маликруа началась паника. Все искали беглянку. Умник же преспокойно спустился по лестнице на первый этаж.

— Выходите скорее, месье, — даже не поглядев на него, сказала дежурная в холле. — Мы уже закрываем.

Умника и просить не надо было. Он быстро проскочил в дверь. И… замер от удивления. Кругом темнота. Правда, фонари все-таки горели.

— Светят лампы, — подбодрил он сам себя.

И пустился в путь, для верности перечисляя вслух все, мимо чего проходил и в прошлый раз: «Деревья, каменные лошади, магазин с пирожными…»

— Хочу есть.

Отец, когда забирал его, и не подумал спросить, успел ли он поужинать. Тут он увидел, что на тротуаре толпятся люди. Это были любители живописи — в местном салоне открывалась какая-то выставка. Вечер выдался теплым, поэтому многие выходили на улицу с бокалами в руке. Умник прижался носом к витрине.

— Там перитивы!

Месье Мучбинген вошел и направился прямиком к буфету. Закусками распоряжалась насупленная официантка. Умник дружелюбно ей улыбнулся, взял канапе с красной рыбой, но саму рыбу скинул на край подноса. Официантка смотрела на него в немом изумлении. А он проглотил кружочек хлеба, заграбастал вазочку с соленым арахисом и пошел рассматривать картины, выуживая и забрасывая в рот орешек за орешком.

Двое тонких ценителей обсуждали картину художника по имени Нгуен Туань:

— Мне больше нравится его зеленый период. Там были сумасшедшие работы с лишайниками. Это, конечно, тоже неплохо, но более…

— Более концептуально.