Облава на волка - Михаил Серегин

– Не тот… – говорила Анна, и бумага, тихо шурша, слоями опадала на пол, – не этот… это вообще – женщина… Нет, не тот… И не этот… Постой, постой… Не, не похож…

Последнюю фотографию она разглядывала довольно долго, потом покачала головой и проговорила, подняв глаза на Капитона:

– Нет, того мужика здесь нет.

– Точно?

– Точно.

Капитон озадаченно потер небритый подбородок.

– А это что значит? – пробормотал он. – Если мужик не в розыске, то почему за ним мусора охотились, а? Послушай-ка, – снова обратился он к Анне, – а в участке с тобой разбирались те менты, которые на трассе тебя взяли?

– Н-нет, – припомнив, ответила Анна, – не те… Меня просто сдали с рук на руки, и все. И не допрашивали вовсе. Просто какие-то вопросы задали. А следак, который эти вопросы задавал, вообще, кажется, не знал, кто я такая и почему я в ментовке очутилась. Да, может быть, он и не следак был вовсе, – добавила она, – он мне корочки не показывал.

– Странно, – опять промычал Капитон, – какая-то любительская театральная постановка, мать ее за ногу… Непонятно кто ловит, непонятно кого… И непонятно, что происходит.

– Как будто мы эту постановку с середины смотрим, – поддакнула Анна, в угоду Капитону тоже становясь серьезной.

Он, не глядя на нее, кивнул.

Тут раздался телефонный звонок. Капитон схватил с ночного столика мобильный телефон и поднес его к уху.

– Да, – сказал он, – слушаю.

И стал слушать. А по мере того, как ему кто-то что-что говорил, лицо Капитона менялось, становясь бледным и растерянным. Анна даже удивилась – она никогда не видела шефа таким.

– Н-ничего себе, – выговорил наконец Капитон, – вот это новости. Петю и Филина подстрелили? Ладно, я сейчас лепилу к вам пришлю… Нет, нет, он мой пацан. Я его как-то из одного большого дерьма вытащил, так что он теперь всегда мне помогает и в ментовку стукнуть не может… Ага, ага… Конечно, потом поговорим. Я к тебе сам приеду. Во сколько? Вот так пойдет?

Капитон назвал время.

– Жди, – сказал он и положил трубку.

– Что-то случилось? – осмелилась спросить Анна.

– Случилось, – глядя мимо нее, ответил Капитон. – Знаешь, чего я больше всего не люблю?

Анна могла бы предположить, но ответила отрицательно, ожидая продолжения фразы.

– Больше всего я не люблю, когда дела, в которых я участвую, выходят из-под контроля, – сказал Капитон, – а сейчас они как раз выходят из-под контроля. Почему?

Тут уж Анна точно ничего не смогла бы ответить. Впрочем, и Капитон не знал ответа. Он думал, напряженно собирая на жирном лбу глубокие складки.

После ночной перестрелки проезд через КП ГИБДД показался Щукину простым и легким. Всего– навсего-то он при въезде в город остановился на пару минут, как мог привел в порядок себя и ко всему безучастную Лилю, наскоро протер грязную машину. Потом двинулся дальше, поправляя на своем лице изрядно обтрепавшуюся фальшивую бороду, кожа под которой чесалась просто нестерпимо, и придумывая правдоподобную историю о том, как он чинил в грязи и под проливным дождем испортившуюся машину, – готовился к возможным вопросам милиционеров.

Но ничего ему объяснять не пришлось – все прошло гладко, да и дождь прекратился, едва серая «Нива» въехала в Питер.

В городе Николай нигде не останавливался. Он сразу же поехал по адресу, который продиктовал ему Ляжечка, и уже через полтора часа был на месте.

Под ручку с Лилей они поднялись на второй этаж и позвонили в нужную им квартиру. Дверь им открыл тот самый неприметный человек, который мастырил Щукину документы.

«А может быть, и не он, – подумал Щукин, стараясь заглянуть в неуловимые глазки неприметного, – но очень похожий. Его черты лица сразу же расплываются у тебя перед глазами, как только ты посмотришь в сторону, и мгновенно исчезают из памяти».

Неприметный молча впустил их в скверно обставленную квартиру, кивнул на старенький холодильник и молча же удалился.

Щукин подошел к окну, выходящему во двор, и стал наблюдать за тем, как неприметный человек вышел из подъезда и быстро, не оглядываясь, проследовал к «Ниве». Сел в нее и, выехав со двора, скрылся в неизвестном направлении.

– Есть хочешь? – отойдя от окна, спросил Николай Лилю.

Та не ответила.

Щукин, как только вошел в эту квартиру, посадил ее на диван в одной из смежных комнат, где Лиля и сидела до сих пор – держась неестественно прямо и глядя в одну точку на пыльном стекле окна.

– Будешь есть? – громче спросил Щукин.

Лиля вздрогнула и очень медленно перевела на него мутный взгляд.

– Да, – сказала она.

– Ну, так иди и приготовь, – распорядился Щукин, опускаясь в кресло. – Тот хмырь явно хотел сказать, что в холодильнике для нас приготовлено… Сможешь?

– Н-нет…

– Ты что? – удивился Николай. – Готовить не умеешь? Ну, колбасу порезать?

Лиля ничего не ответила.

«Точно, – подумал Щукин, – этот Ляжечка впендюрил ей дрянь какую-то, из-за чего она такой тормозной стала. А я-то поначалу подумал, что она просто очень испугана…»

– Колбасу-то можешь порезать? – опять спросил он ее.

Лиля снова посмотрела на него – растерянно и боязливо, как ребенок, которому приказали собрать из деталей старого пылесоса по меньшей мере аналог третьего «Пентиума», – и ничего не ответила.

Щукин вздохнул и поднялся на ноги.

– Ну вот, – проворчал он, – я тебя от отморозков каких-то спасал, а ты… Все самому нужно делать…

Он отправился на кухню, но в середине тесной прихожей был перехвачен пронзительным телефонным звонком. Сомнений – брать или не брать трубку – у Николая не было. Он сразу понял, что этот звонок адресовался ему.

– Алло? – проговорил Щукин, сняв трубку.

– Здорово! – прозвучал бодрый и веселый голос, в котором Николай без труда узнал голос Ляжечки. – Как дела?

– Нормально, – ответил Щукин, – пока жив. Что в принципе удивительно.

– А что случилось? – встревожился Ляжечка.

– Не телефонный разговор. Ты сейчас где находишься?

– Подъезжаю к городу, – ответил Ляжечка, – часа через два буду у тебя.

– Вот тогда и поговорим, – сказал Щукин. – Извини, жрать хочу – сил нет.

И положил трубку.

* * *

Через два часа Ляжечка уже звонил в дверь квартиры, где отдыхал после тяжелой ночи Щукин.

Ляжечка явился веселый и сияющий, как собственная гладкая лысина, словно это он, а не Щукин всего несколько часов назад с боем прорвался через поставленные невесть кем препоны и въехал в город. Ляжечка принес с собой пиво и всем своим видом изъявлял желание сбегать за водкой.