Вайдекр, или Темная страсть - Филиппа Грегори

— Нет, — воскликнула она, и ее глубокие глаза обратились ко мне. — Только последние два воскресенья. Он очень изменился. Пытался поцеловать меня… — ее голос упал до шепота, — в губы. О, это было ужасно.

Каждой клеточкой своего существа я помнила тепло его тела, мои губы, раскрывшиеся под его губами, мой язык, жадно исследующий его рот. Его руку, сжимавшую мою грудь. Это и было причиной его перемены.

— Он забывается. — Голосок Селии окреп. — И забывает, кто я. Молодые леди никогда… — Она помолчала. — Они никогда не позволяют джентльменам прикасаться к ним таким образом.

— Ты сказала ему об этом? — спросила я с интересом.

— Конечно, — удивилась Селия. — Он показался мне рассерженным. И это пугает меня.

— Ты не хочешь, чтобы он целовал тебя? — вырвалось у меня.

— Да, чтобы так целовал, не хочу. Мне не нравятся такие поцелуи. И не думаю, что когда-нибудь понравятся. Не знаю, смогу ли я вообще выносить их. Мама и отчим никогда не ведут себя так… Они… между ними существует соглашение.

Весь мир знал, что служило соглашением для лорда Хаверинга, когда его супруга после двух детей и четырех выкидышей положила конец их близким отношениям. Это была танцовщица одного из лондонских театров.

— Вы хотите, чтобы так было и у вас? — спросила я, не веря своим ушам.

— Нет, — жалобно проговорила Селия. — Я знаю, что этого нельзя делать, пока не будет наследника. Так полагается. Я знаю, что должна… что должна… Я знаю, что должна как-нибудь вынести это.

Я взяла ее руку в свои.

— Селия, послушай меня, — торжественно начала я. — Я стану твоей сестрой в октябре, но уже сейчас я — твой друг. Гарри и я очень, очень дружны, ты знаешь, мы вместе управляем имением. Он всегда прислушивается ко мне, потому что знает, как мне дороги его интересы. Я по могу вам с Гарри. Я могу поговорить с ним, и никто, кроме тебя и меня, не будет даже знать, о чем ты мне рассказала.

Селия подняла на меня глаза.

— Ах, если бы!.. — Она умоляюще сложила руки. — А Гарри не будет сердиться?

— Предоставь это мне. Но у меня есть одно условие. — Я помолчала, и вишенки на ее шляпке вздрогнули. Было очевидно: чтобы избежать объятий Гарри, она пообещает мне что угодно.

— Мне хочется, чтобы ты всегда рассказывала мне о себе и Гарри. Если изменятся твои чувства к нему или он охладеет к тебе, я прошу тебя сразу рассказать мне.

Вишенки на шляпке энергично закивали.

— О да, Беатрис. Я обещаю, что ты всегда будешь моим самым близким другом. Я все сделаю для тебя. Все, что ты захочешь, я отдам тебе не раздумывая.

Я улыбнулась и поцеловала ее в знак доверия. Селия обладала единственным, к чему стремилась моя душа, и была действительно близка к тому, чтобы поделиться со мной этим.

Я вернулась после прогулки с головой, полной мыслями о чем угодно, только не о турнепсе. Невнятное бормотание Селии об ухаживании Гарри наполнило меня ревностью и томлением. Она, может быть, и счастлива, вручая мне ключи от своей будущей семейной жизни, но я-то видела, к кому постоянно обращены глаза моего брата, чье лицо он постоянно ищет взглядом.

Я оставила ее в гостиной и поднялась к себе в комнату снять шляпку. Я глянула на себя в зеркало, но мое отражение не принесло мне радости. Если Гарри предпочитает сливки с сахаром, то моя яркая и сильная красота мне не союзник. Разглядывая себя в зеркале зелеными, темными от желания глазами, я не могла поверить, что человек, которому я отдаю свое сердце, так равнодушен ко мне. Я вздохнула и прижалась лбом к холодному стеклу.

И сейчас, когда Гарри сидит возле Селии на софе, именно он норовит поймать взгляд своей невесты. А мы с Гарри, часто бывая вместе, имели так мало волшебных минут. К тому же мама никогда не оставляла нас вдвоем, не сводя глаз со своего любимого сына.

На повороте лестницы я помедлила. Какая-то нерадивая служанка оставила дверь черного входа открытой, и случайно забредший сюда кот восседал в коридоре первого этажа, гордый как лев. Мама совершенно не выносила присутствия в доме кошек, она буквально заболевала от этого, с ней случались страшные припадки удушья, от которых нас предостерегал ее врач. Поэтому мне следовало немедленно выбросить это животное на улицу, пока оно не наделало здесь бед.

Но я почему-то медлила. В моей голове не было ясного плана, мною просто двигала любовь. Мне требовалось побыть с Гарри вдвоем подальше от зорких, проницательных глаз мамы. И сейчас передо мной затеплилась возможность избежать ее присутствия. Моя рука притронулась к задвижке, и дверь ее спальни чуть приоткрылась. Кот, словно повинуясь моим мыслям, мгновенно шмыгнул в образовавшуюся щель, горделиво подняв хвост. И я закрыла за ним дверь. Я не впускала туда кота, он вошел сам, а моя рука просто прикрыла дверь. И я сошла в гостиную с лицом ясным и спокойным, как Фенни в тихий летний день.

Я села рядом с Селией, и мы даже спели небольшой дуэт. Ее чистый, но слабый голосок уверенно вторил моему, более глубокому и богатому голосу. Затем Гарри и она запели какую-то народную песню, и я тихонько выскользнула из комнаты.

Хитрое создание сидело прямо на подушках, на которых ночью должна спать мама, но я поманила его и, взяв за шкирку, выбросила на улицу.

Мы очень устали в тот день, однако около полуночи я была разбужена суматохой и беготней горничной в коридоре. Я уже собиралась встать, чтобы помочь ей, но моя постель была такой теплой и я так хотела спать. Не успев додумать эту мысль до конца, я уснула.

Когда я зашла проведать маму утром, шторы у нее были опущены и в комнате стоял запах камфары и лавандовой воды. Мама лежала очень спокойно, бледная как полотно.

— Извини, дорогая, но я не могу говорить, так мне плохо. Передай Гарри, чтобы он не беспокоился. Я скоро поправлюсь.

Мамино лицо было искажено от боли, и я затрепетала от сочувствия. Но я ни в чем не виновата, я не сделала ничего дурного. Это коварные боги Вайдекра вершили свои загадочные дела, а я только слепо повиновалась им.

— Мама, — сказала я слабым голосом.

Я так нуждалась в ее улыбке. Я буду ухаживать за ней, а когда она поправится, мама полюбит меня, ей надоест обожать Гарри и она научится ценить меня.

Мама открыла глаза и увидела мое встревоженное лицо.

— Все в порядке, Беатрис, — произнесла она с оттенком нетерпения. — Иди завтракать. Мне нужен только отдых.

Меня обидел ее тон. Она всегда обижала меня. Я не дождалась от нее улыбки, которая была мне так нужна. Мне нет необходимости оставаться с ней.

Пока мама отсутствовала, мы с Гарри прошли в столовую и первый раз в жизни пообедали одни за накрытым и освещенным свечами столом. Говорили мы почему-то вполголоса, хотя комната мамы была далеко. Я посидела с Гарри, пока он пил свой портвейн, а потом мы вместе спустились в гостиную и поиграли в карты, пока Страйд не внес чайный столик. Когда я передавала Гарри его чашку, наши пальцы соприкоснулись, но я не задрожала, а только улыбнулась. В дружеском молчании мы долго сидели перед камином.