Скелеты - Максим Кабир

— Ты… ты в нашей школе учишься?

— Ага. У Алпеталиной в классе.

Снежана сглотнула горький комок.

— Ты… узнал, какое сегодня число?

— Да, — Форвард покраснел, — узнал, но забыл. У меня мозг болит, — он коснулся своей переносицы.

«Небось, по-твоему, сейчас девяносто шестой или девяносто восьмой год», — подумала Снежана.

— Форвард, — спросила она тихо, — меня ищут родители?

— Нет, — просто ответил он. Убрал поднос и сдул с ее плоского живота крошки. Осторожно зафиксировал руку браслетом. Он был так близко, дыхание щекотало кожу пленницы.

— От тебя немного пахнет, — заметил он добродушно.

— Отпусти меня, — прошептала она.

Он выпучил глаза, замотал головой.

— Тогда принеси мне телефон! Или сам позвони в полицию! Тебя объявят героем! Они защитят тебя от Карачуна!

— Не защитят, — с горечью произнес Форвард. — Карачун спрячется в ледяной пустыне. Он пришлет студенышей покарать меня. Когда-то я помог одной девочке сбежать…

— Девочке? — переспросила Снежана.

— Да, Лилечке. Она была первой. Карачун проткнул шилом… — он указал на свой пах, — ну, мой краник.

Он смотрел на нее, ища сочувствия.

«Да мне по барабану! — безмолвно закричала она. — Хоть откуси его себе, свой краник, ублюдок ненормальный!»

Форвард вернул на щиколотки хомут.

— Он убьет меня? — спросила Снежана.

«Ты убьешь меня?»

— Я не знаю, — это прозвучало как «скорее всего». — Он говорит, ты ключ, которым отпирается дверь. Пятый ключ.

— Это потому, что девочек было пять? — осенила ее леденящая кровь догадка. — Та Лилечка была первой, а я — пятая?

Он промолчал. Она попала в яблочко.

— Сука конченая, — простонала Снежана.

— Кто? — вздрогнул Форвард.

— Мамаша моя, вот кто. На черта было рожать меня.

— Не надо так, — поморщился Форвард, — пожалуйста.

Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и она стряхнула со лба засаленную прядь и попросила:

— Почитай мне.

— Правда? — зарделся он.

— То стихотворение, про белую лилию.

Он охотно полистал книжку, и ей стало любопытно, декламировал ли он стихи четырем предыдущим жертвам.

— Это про то, что зимой не выпал снег, — пояснил он.

Одинокая слезинка потекла по чумазой щеке Снежаны.

— Белая лилия черной зимы… — старательно выводил Форвард, — снега мы просим хотя бы взаймы. Снега пушистого дай детворе…

Он прервался и резко оглянулся на дверь.

— Что? Что такое? — встрепенулась Снежана.

— Он идет, — прошептал Форвард.

— Нет-нет, никто не идет, постой!

Форвард выронил книгу, ринулся за колонну и исчез из виду.

Красный, желтый, — моргали лампочки, — синий, зеленый.

Между вспышками подвал погружался во мрак.

— Форвард, — проскулила Снежана. — Их нет, Форвард! Ты их выдумал!

В позвоночник словно залили свинец. Из-за колонны послышалось гнусавое хрюканье, фыркающий звук, с каким животное принюхивается. По стене поползла тень передвигающегося на четвереньках человека.

Андрей носился по двору как умалишенный, ухал совой и хлопал себя по коленям ладонями. Потом кинулся к опешившей Нике, схватил за плечи.

— Я видел! — сказал он дрожащим голосом. — Видел призрака, как вижу сейчас тебя!

— Ну и ну! — произнесла девушка. — Ты улыбаешься, Ермаков?

Он потрогал свое лицо, кривую идиотскую усмешку.

— Кажется, да. Ничего не могу поделать. Это сильнее меня.

Ника покосилась на окна своего дома.

— Она там?

— Да. Сидит на кровати.

— Анна Николь Смит?

— Собственной персоной. И кто-то второй в шкафу. Я полагаю, Эдди.

— Эдди? — приподняла она бровь.

— Ага, — радостно оповестил Андрей, — маскот группы «Iron Maiden».

— Тот скелет со старого постера? С топориком?

— Уверен, что да.

— А маскота группы «Ария» ты не заметил?

Он расхохотался так громко, что за забором залаяли цепные собаки.

— Ты шутишь, это хорошо.

— А ты ведешь себя как псих.

— Имею право. — Он утер рот. Чудилось, что глаза вот-вот вылезут из орбит и шлепнутся на подъездную дорожку. — Я видел голую Анну Николь Смит. Картинка так себе.

— Ого. Мне она только личико демонстрировала. Хватило на всю жизнь.

— Она что-нибудь говорила?

— Нет. Просто пялилась. А тебе?

Андрей привалился к стене, но вспомнил, что внутри, за кирпичной прослойкой, хоронится осклизлая полусгнившая тварь.

— Хочешь, пойдем ко мне? — предложил он. — У меня есть виски.

— Спрашиваешь, — выпалила Ника. — Я не переступлю порог этого дома под ружейным дулом.

Она заперла дверь, вытягивая при этом руку с ключами так, точно кормила тигра. И обладатели общей тайны, друзья детства, пошли по тропинке. Улыбочка намертво прикрепилась к губам Андрея, но паника улеглась, сменившись одышкой, которую испытывают люди, спускаясь с подмостков особенно крутых американских горок. Адреналин гулял в крови. В голове буйствовал карнавал призраков, и уфолог Амроскин самодовольно кричал: «А ты не верил мне!»

— Слушай, — остановилась Ника на полпути, — в твоем доме тоже водятся привидения.

— По крайней мере мои не показываются на всеобщее обозрение.

— Ладно, — вздохнула она.

В ветеранской беседке дребезжала расстроенная гитара, женский голос заунывно исполнял песню Высоцкого:

Метры грунта превращались в толщу могильного чернозема, праздничные процессии в полуночный шабаш. Подруга Солидола, ничего не подозревающая про истинное положение вещей, про дохлых голливудских звезд и хрустящих привидений, пела надрывно:

— Может, это все-таки групповая галлюцинация? — спросила Ника, снимая в прихожей куртку.