Еще один знак Зодиака - Антон Леонтьев

Вдруг раздался протяжный крик, кто-то в толпе ткнул пальцем в небо, и все, как по команде, задрали головы. Гигантская сеть, в которой находились бочки, опасно раскачивалась и внезапно поехала вниз, прямо на то место, где в числе прочих находился и мой батюшка.

Я завопила, пытаясь рвануться к отцу, но мисс Колтрон удержала меня. Бочки, подобно бомбам, бабахнулись на пирс, и я стала свидетельницей того, как погиб мой отец.

А вслед за тем вниз полетел человек, который, как выяснилось позднее, был грузчиком, отвечавшим за подъем на пароход бочек. Он был смертельно ранен в шею последним выстрелом безумца в котелке, палившим без разбора в толпу и в небо. Его падение длилось всего лишь секунду, но ее хватило, чтобы я увидела лицо грузчика: волнистая рыжая борода, гнилые зубы, выпученные глаза. Вот оно, видение, которое почти каждый день нарушало мой покой! И оно, в самом деле, означало смерть — когда бочки оттащили, то все надежды пошли прахом — в числе семи человек, нашедших под ними смерть, был и мой отец, Адриан Георгиевич Мельников.

Но даже и эта небывалая трагедия не сделала людей человечнее. У papa находились все документы и деньги, а также разрешения, по предъявлению коих мы могли подняться на борт. Однако нам не позволили получить вещи. А как иначе мы могли доказать, что я — его дочь, а мисс Колтрон — моя гувернантка?

Пароход отдал швартовы без нас, на его борт мы так и не попали. Я видела, как отчаявшиеся люди бросались в воду, когда он отошел от причала, думая, что их втащат на борт. Они ошибались — их судьба никого не заботила, и почти все они утонули или погибли под винтом металлического монстра.

Нам не оставалось ничего иного, как задержаться в порту, чтобы попытаться заполучить места на другом пароходе. Самое ужасное, что у нас не имелось денег (саквояж, который находился у отца, бесследно исчез), а значит, наши шансы спастись были смехотворны.

Две ночи и три дня мы оставались в порту, но так и не попали в число счастливых пассажиров. Мисс Колтрон была на грани отчаяния, однако не бросала меня, а я постоянно держалась за ее руку, понимая, что она — единственный человек на Земле, которому я дорога. Мы были до такой степени возбуждены и утомлены, что я еще не могла полностью осмыслить смерть батюшки.

Измятые, голодные, потерявшие надежду, мы покинули порт и пешком направились к нашей бывшей квартире, надеясь, что хозяйка смилостивится над нами и хотя бы бесплатно накормит. Но той уже и след простыл — видимо, она тоже бежала из города, напуганная вестью о быстром и победоносном марше пролетарской армии.

Отыскав засохшие булки и старые пряники в буфете, а также домашние закрутки в подвале, мы устроили себе пир, по сравнению с коим померкли бы и празднества гурмана Лукулла. И все же мы не могли оставаться далее в городе, ибо «красные», рисовавшиеся в воображении почти всех свирепыми и беспощадными чудовищами, приближались. Прошел слух, который вскоре подтвердился, что союзники планируют в течение двух дней покинуть Крым, а это значило, что вместе с ними уйдут и последние пароходы, на которых можно попасть в Европу.

Место на утлом суденышке стоило астрономическую сумму, причем брали золотом или драгоценностями, отвергая ассигнации. У нас не имелось ни того, ни другого, ни третьего. У мисс Колтрон сохранилась опаловая гемма, и англичанка просила принять ее как оплату нашего проезда, однако никто не желал пустить нас на борт своего судна, заявляя, что мы должны платить звонкой монетой или бриллиантами, а не дешевой бижутерией.

В последний день, вечером которого союзники покидали город, фактически оставляя его на милость победителей — красных комиссаров, мы снова отправились в порт, надеясь все-таки попасть на один из пароходов.

Иллюзорная надежда: подступы к порту походили на Вавилон, а люди вели себя так, будто разразился последний день Помпеи. Старики и дети имели менее всего шансов оказаться в числе пассажиров. Везде царили злоба, желание спасти собственную шкуру и ничем не прикрытая алчность. Увидев людской океан, раскинувшийся перед портом, мы поняли, что нам не прорваться. Оставалось одно — спрятаться где-нибудь на окраине в подвале и, молясь, ждать прихода «красных».

Я видела — мисс Колтрон более всего угнетает то, что она не может спасти меня. Она уже более не твердила, что Всевышний будет милостив к нам и мы сумеем взойти на борт судна. Мы приняли решение идти прочь и поплелись в противоположном от порта направлении, однако, подобно щепкам в водопаде, были сметены людским потоком: все рвались именно к порту, и никто — обратно в город.

Я была уверена, что нас раздавят. И так бы и произошло, если бы мисс Колтрон, завидев автомобиль, который прокладывал себе дорогу, отчаянно сигналя клаксоном, не изменил нашу незавидную долю. Волоча меня за собой, англичанка попыталась обогнуть автомобиль, чтобы направиться в сторону города, но кто-то толкнул ее, и бедняжка полетела под колеса.

Шофер обладал недюжинной реакцией, потому что вовремя затормозил (благо, что скорость автомобиля была совсем маленькой), и моя верная гувернантка избежала страшной участи. Дверца автомобиля с трудом распахнулась, показался краснолицый господин с редкими белыми волосами и чахлыми усиками.

— Старая ведьма, прочь! — завизжал он. — Немедленно подымайся, гадюка! Нас ждут в порту, а ты только задерживаешь!

Мисс Колтрон тщетно силилась подняться — силы ее были на исходе, да и, похоже, она серьезно повредила себе при падении колено.

— Жорж, трогай! — закричал господин, и я увидела изумленное лицо молодого шофера, которому было велено переехать живого человека. — Ну, что ты смотришь, как баран на новые ворота? Старуха и так уже не жилица на этом свете, мы не можем из-за нее рисковать нашим местом на пароходе!

Но шофер не двинулся с места, потому что распахнулась дверца с другой стороны и показалась обворожительная темноволосая дама, которая, как я сразу решила, была доброй феей.

— Как ты можешь, Несмеянов! — воскликнула она, подошла к лежавшей на мостовой мисс Колтрон и тут увидела меня: — Боже, да здесь же ребенок!

— Мне плевать! — вопил ее спутник. — Зоя, мы опаздываем!

— Ты же знаешь, Несмеянов, что без меня пароход все равно никуда не отправится, — заявила фея. — А ты, Несмеянов, оказывается, не только трус и мошенник, но еще и редчайший подлец!

Даме было на вид лет тридцать — она была тонка, как тростинка, с удивительными черными глазами и с нежнейшей, розовой кожей. Фея была одета в дорожный костюм из твида, на голове ее сидела крошечная шляпка с вуалеткой, руки обтягивали черные перчатки по локоть, а на пальцах сияло несколько перстней с огромными камнями. Я ощутила терпкий аромат дорогих духов. Дама спросила:

— С твоей бабушкой все в порядке, моя милая? Как тебя зовут?

— Ирина, — ответила я, и дама склонилась над мисс Колтрон. Внезапно дама воскликнула: — Неужели такое возможно? Мисс Колтрон? Вы ли это?

Моя гувернантка, подняв голову, прошептала по-английски:

— Ах, мадам, мы знакомы?