Роковая любовь - Франсуаза Бурден

– Виктор в конце концов забудет.

– Ты думаешь? Когда Тома целый день только и говорит о Нильсе, мне в это верится с трудом. Как ты думаешь, что он чувствует, когда он один в Роке, в своей постели?

– Ну, я не такой пессимист, как ты. Я бы даже сказал, что Виктор сейчас находится в состоянии, близком к влюбленности.

– Ах так?

Внезапно успокоившись, Максим улыбнулся.

– Я ему того желаю... Виржини Клозель?

– Я не знаю, кто она, только могу сказать, что у нее большие темные глаза, темно-рыжие волосы и она очень элегантна.

– Да, это она. Ну что же, тем лучше... И, по-твоему, это оправдывает глупость Виктора?

– Рано или поздно Виктор простит его, таков уж характер твоего брата. Кто знает, может быть, этот день уже настал? Ты же не можешь быть более злопамятным, чем он, не так ли, Макс? Дни утекают, как вода, ведь прошло уже четыре месяца, как Лора уехала...

Марсьяль упорно цеплялся за мысль, что, в конце концов, между братьями все образуется. Если уж Виктор неожиданно заговорил о Нильсе с этим недоноском Жаном Вильнёвом, который не знал, что делать со свалившимся наследством, то это точно доказывало, что порядок вещей скоро восстановится.

– Ну ладно, согласен,– проворчал Максим,– мне, собственно, все равно... По крайней мере, мне не придется заниматься наследством Вильнёва, и пусть Вик выпутывается сам. Но я все-же скажу ему, что я об этом думаю, а потом уж умою руки.

Зная его, Марсьяль догадывался, что он сделает все возможное, чтобы убедить Виктора не влезать в авантюру со случайным вложением капитала и не протягивать таким образом руку помощи Нильсу. Из всей семьи Максим, видимо, окажется последним, кто простит, и это выводило его из себя.

– Если бы ты не перекладывал без конца архивы, а твои клерки не обезумели от этого, ты бы не оказался в такой ситуации, а у Жана Вильнёва не было бы ни гроша, чтобы инвестировать капитал. Робер лишил своего племянника наследства, и я руку даю на отсечение, что это так... Разумеется, я не читал его завещания, потому что оно было запечатанным. Кстати сказать, к счастью для вас. Потому что, будь оно обычным, его зарегистрировали бы в канцелярии суда, и тогда вам бы непоздоровилось. Так что пеняй теперь на себя.

Максим был уязвлен и собрался резко ответить, но кое-что в позе отца остановило его. Он заметил, что отец как-то сразу помрачнел и выглядел усталым; вопреки обыкновению, он ссутулился, что подчеркивало его возраст. Возможно, ему нелегко было сидеть просителем в кабинете, в котором он проработал столько лет, но еще тяжелее слушать, как старший сын объясняет, что он сделает для того, чтобы братья никогда не примирились. Нильс слишком долго был главной причиной, ради которой он жил, и Максим это прекрасно знал.

– В конце концов, это касается лишь Виктора, он может решать, что захочет,– сказал он примирительно.

Отец поднялся из кресла, и лицо его осветилось довольной улыбкой.

Виктор вышел из химчистки, куда только что отдал свои рубашки, и заметил мать, поднимающуюся по улице Виктора Гюго с тяжелым грузом. В три Прыжка он догнал ее и взял из рук корзину, отчего мать вздрогнула.

– Ой, это ты! Ты меня напугал...

Она была бледна и с трудом справлялась с дыханием.

– Чем напугал? – удивился он.

– В наши дни можно подвергнуться нападению где угодно, и сумку из рук вырвут...

– Пойдем, я провожу тебя, а то твоя поклажа слишком тяжела.

Бланш взяла его под руку, довольная тем, что может опереться. Ее опасения были смешными, но она жила в страхе опять столкнуться с Жаном Вильнёвом. Краем глаза она наблюдала за сыном, который уже не казался таким худым и грустным, как несколько недель назад.

– Отец рассказал мне о Нильсе,– натянуто сообщила она.– Ты очень добрый... Так всегда бывает, когда человек добрый – его эксплуатируют все, кому не лень!

Поскольку сын ничего не ответил, она добавила с нежностью:

– На твоем месте я бы не сумела быть такой альтруисткой. Но это хорошо, ты прав... Впрочем, обижаться надо не на брата, а скорее на меня! Я слишком баловала Нильса, я была слишком добра к нему, и вот результат, он стал таким ужасным... эгоистом.

– Он сам очень страдает,– пробормотал Виктор.

– Ну вот, ты уже защищаешь его! – воскликнула она.– Я занималась этим двадцать лет, и отец, и вы с Максимом... А он одним махом растоптал тебя, даже не задумываясь, с таким цинизмом, от которого просто мороз по коже дерет.

– Мама...

– Надо, наконец, решиться взглянуть правде в глаза! Он увел у тебя жену, сына, а ты готов посочувствовать: «Ах, бедный Нильс!»

Она сыпала соль на рану, но это было сильнее ее. Объединятся ли они вместе, чтобы вернуть сына шведки на его пьедестал, словно ничего и не произошло? Предав Виктора, Нильс наконец-то предоставил ей реальный повод отвергнуть его открыто, что она и собиралась сделать.

– Мама,– вздохнул Виктор,– не думаю, что тебе стоит принимать все так близко к сердцу. Я знаю, что ты любишь меня, что ты страдаешь из-за меня, но знаю я и то, что ты мечтаешь о примирении, как и папа.

Он ничего не знает, бедный! Кроме того, разумеется, что она его любит, и гораздо сильнее, чем он представляет.

– Поднять корзину наверх или так оставить?

– Так, мой милый. Спасибо большое, что помог. Беги скорее, тебе на работу пора...

Остановившись у дверей дома, они постояли друг против друга, а потом Виктор наклонился, чтобы поцеловать мать. У него был тот же взгляд голубых глаз, что и у Марсьяля, и она ощутила прилив почти отчаянной нежности, прижимая сына к себе.

– Хотя-бы единственный раз его родители придут вместе, как у других детей,– умоляла Лора.– Я думаю, это доставит ему огромное удовольствие, и потом в его возрасте это так важно, тем более на первом школьном празднике...

Виктор пролистал свой еженедельник и убедился, что большинство встреч можно перенести.

– Если ты думаешь, что ему будет лучше, я постараюсь освободиться,– осторожно сказал он.

Любезный тон Лоры озадачил его, но это было приятно.

– Буду рада увидеть тебя,– добавила она тихо. Виктор сильнее сжал телефонную трубку, чувствуя волнение от ее голоса.

– Я тоже,– сказал он, сам того не желая.

Если это и было правдой, ему не имело смысла говорить это. Развод должен вступить в силу со дня на день, и Лора отныне не составляет часть его жизни.

– Я должна тебе кое в чем признаться,– заговорила она снова.– Что сделано, то сделано, но иногда... мне тебя не хватает.

Его словно ударили кулаком под дых; но он не мог разобраться, злился ли он или ликовал.