Путинократия. Человек власти и его система - Борис Райтшустер

своим молчанием». Травля была устроена, чтобы Михаил Ходорковский, как он планировал, не выставил свою кандидатуру на предстоящих выборах в парламент, считает адвокат: «Только после вынесения судебного приговора обвинение вступает в силу, а будучи осужденным, Ходорковский не может выставлять свою кандидатуру».

По итогам процесса срок заключения Ходорковского сокращен с девяти до восьми лет. В октябре 2005 г. Михаила переводят в исправительную колонию в Краснокаменске, на границе с Китаем, в загрязненную радиоактивную зону, где проводится обогащение урана. Его местопребывание в течение нескольких дней хранится в тайне, хотя закон предписывает незамедлительно уведомлять близких родственников о переводе в другое место отбывания срока и предоставлять заключенному право отбывать наказание либо в родном, либо в соседнем регионе, т. е. в случае с Ходорковским это должна была быть Москва или Московская область. Тюремная администрация сначала утверждала, что место заключения в городе на Дальнем Востоке в шести часах полета от Москвы было самым близким, в котором оказалось свободное место. Когда же адвокатами Ходорковского был предъявлен список с большим количеством находящихся гораздо ближе тюрем со свободными местами, в администрации сослались на то, что на Дальнем Востоке Ходорковскому будет безопаснее[160].

В ИТК Ходорковского много раз наказывали переводом в карцер, среди прочего за то, что «пьет чай без разрешения» и хранит «неразрешенные документы» — постановления министерства юстиции. В течение нескольких месяцев бывший нефтяной барон получает газеты только два раза в месяц, видимо, потому, что цензоры не успевают их читать. Изданную при его содействии книгу ему читать не разрешается. Свидание с женой запрещается по причине ремонтных работ в комнате для свиданий[161].

За решеткой Ходорковский получает добрые советы от отца Сергея, тюремного священника. Они понимают друг друга с полуслова. Настоятель Спасской церкви, смиренный человек, одной своей бородой, даже без костюма, напоминающий Деда Мороза, знает российские тюрьмы не только как духовный наставник: в 18 лет он сам отсидел четыре года за «антисоветскую деятельность». Он нашел убежище у Бога и после распада Советского Союза стал священником. «В годы, когда я сам сидел, кагэбэшники признавались, что мечтают о том дне, когда с политическими заключенными будут обращаться так же, как и с обычными преступниками. Их мечта сбылась», — горько вздыхает отец Сергей в одном из интервью. 49-летний мужчина отказывается благословлять строительство административных зданий на территории лагеря на том основании, что здесь отбывает срок Ходорковский, «политический заключенный». В ответ на это епископ переводит отца Сергея в отдаленное таежное село, которое находится в тысяче километров от колонии. Но молчать нельзя, решает отец Сергей и называет такой перевод «ссылкой». Это уж слишком для верного Кремлю руководства церкви, которому не составляет труда благословить войну в Чечне. 21 марта 2006 г. оно отбирает у духовного лица разрешение вести службы по причине «вмешательства в политику». Теперь отец Сергей — безработный. Правозащитники собирают пожертвования для его семьи. Сергей не хочет их брать. Он полагается, как на сердечные капли, на свою веру: «Нам поможет Господь»[162].

Один служащий из руководства исправительного лагеря сказал Сергею по секрету, что из Москвы пришел приказ «покончить с козлом», т. е. с Ходорковским[163]. В апреле 2006 г. сосед Ходорковского по камере ночью, когда тот спал, нападает на него с ножом. Органы власти, по-видимому, пытаются скрыть это происшествие, поскольку о нападении адвокаты узнают только спустя два дня. «Его лицо изуродовано», — сообщает бывший партнер Ходорковского Леонид Невслин из Израиля, своей вынужденной ссылки. Администрация тюрьмы успокаивает: Ходорковский просто во время ссоры с «молодым товарищем» получил удар кулаком в нос и несколько царапин. Почему же после такого пустяка ему пришлось несколько дней пролежать в стационаре, никто не объясняет. Агентство новостей «Интерфакс» разъясняет, ссылаясь на источники, которые не могут быть проверены, что Ходорковский приставал к соседу по камере с сексуальными домогательствами. Гомосексуализм же в России является еще большим грехом, нежели некоторые особо тяжкие преступления.

Леонид Невслин, владелец контрольного пакета акций «Менатепа», контролирующего «ЮКОС», убежден в том, что Путин отдал приказ любой ценой сломить Ходорковского, унизить его[164].

Невслин обвиняет западные организации по защите прав человека в том, что они своим отказом признать Ходорковского политическим заключенным дали зеленый свет «произволу и насилию» органов власти в отношении заключенных.

Дело «ЮКОСа» было последним нарушением табу, органы власти после него стали брать еще больше взяток, чем прежде, жалуется бизнесмен из провинциальной Костромы от имени многих своих коллег: «Тогда был дан наглядный урок. Преднамеренно или нет, но это был сигнал аппаратчикам по всей стране о том, что отныне предприниматели — каста неприкасаемых».

«Для моих друзей — все, для моих врагов — закон», — сказал однажды испанский диктатор Франко. Высказывание Франко здесь как никогда кстати: там, где законы применяются произвольно и перекручиваются, право превращается в несправедливость.

«Это уничтожение предприятия. Теперь главная цель атаки на «ЮКОС» ясна, — пишет «Независимая газета» в Москве. — Дело в том, чтобы развалить самый богатый нефтяной концерн России. Над народным хозяйством веет духом анархии, который на любой форме собственности ставит клеймо «кража». То же произошло и с концерном «ЮКОС». Все имущество, которое он сам «украл», теперь конфисковано и продано».

Советник Путина по вопросам экономики Андрей Илларионов называет действия органов власти против нефтяного гиганта «обманом года». И сразу же либерал теряет свои самые важные сферы ответственности в Кремле. Среди руководителей промышленных предприятий со времен Ельцина распространяется страх. Многие бегут за границу, хотя бы на какое-то время. Прежние олигархи все больше превращаются в экономов предприятий, которыми они раньше управляли.

Ставки на монополию Кремля огромные. В 2004 г. своим указом Путин объявляет более 1000 фирм «стратегическими предприятиями», которые находятся под особым наблюдением страны и контролируются ею прямо или опосредованно. То, что представители государства включаются в наблюдательные советы госпредприятий, является обычной практикой и в других странах, однако такой совет представляет собой не более чем коллегию, и лишь иногда отдельные его члены входят в руководство. В условиях западной рыночной экономики едва ли можно себе вообразить, что высокопоставленные политики фактически держат под контролем огромные концерны с миллиардными оборотами, как, например, в России. Связи между чиновниками и предприятиями достигли ужасающих масштабов.

Уже в начале девяностых годов около 70 % российского ВНП контролировалось двадцатью-тридцатью большими бизнес-кланами, и тенденция возрастает. Промышленные гиганты подавляют конкуренцию, и это им удается все легче из-за того, что они в последние годы все теснее сплетались с государственной властью. Там, где отсутствует действительная, живая конкуренция, где важные решения принимаются кулуарно в служебных помещениях, там