Расплата - Сергей Волков

Потекло ожидание. Как раз через час мне нужно было выезжать к Паганелю, но мы решили, что я дождусь звонка из ФСБ, – а вдруг Слепцов с ходу откажет, тогда вся наша затея не имеет смысла!

Борис умчался в комнату – перебирать древности, наказав мне, когда зазвонит телефон, трубку не снимать, так как со Слепцовым он будет говорить сам.

Я сидел на кухне, смотрел в окно, на смекающееся небо, на вереницы людей, потянувшихся от автобусной остановки к окрестным домам, возвращаясь после работы, на печальные, голые силуэты деревьев вдоль дороги, на грязь под окнами – давно пора бы быть снегу, но зима в этом году действительно где-то застряла…

Чувство сиротливой безысходности, охватившее меня еще на берегу Тобола, всю обратную дорогу не отпускало мою душу, а сейчас навалилось с новой силой. Господи, как было бы хорошо не знать ни каких амулетов, археологов, курганов, смертей! Пусть даже в жизни моей все осталась бы по прежнему – но зато я не стал бы, пусть и невольным, убийцей!

И тут затрещал телефон! На звук примчался из комнаты Борис, сделал паузу, переводя дыхание, и снял трубку после третьего звонка:

– Алло! Борис Епифанов слушает!

В трубке что-то зашуршало, и секунду спустя разочарованный искатель сунул мне телефон:

– Это тебя…

Я взял трубку, внутренне напрягшись:

– Алло?

– Здравствуй, Сережа! Это Катя!..

У меня все на миг остановилось перед глазами, на сердце потеплело – вот уж приятная неожиданность! Всю командировку я подсознательно думал о Катерине, и, хотя не признался бы наверное и самому себе, очень хотел с ней увидится, поговорить… И вот она сама звонит мне, но так не вовремя!

– Воронцов, ты чего молчишь? – голос Кати посуровел.

– Тебя слушаю… – машинально ответил я, и тут же обругал себя за тупость.

– Эх, Воронцов! Ты не меняешься! Ну, рассказывай, как живешь! Чего у тебя нового? Как съездил?

– Ничего, все нормально! – как можно бодрее ответил я: – Съездил нормально, все в порядке!

– А почему у тебя голос такой грустный? – тихо спросила Катя, и меня захлестнула волна нежности, захотелось все рассказать, поделиться, спросить совета у родного человека, все же мы прожили семь лет вместе, может и не всегда душа в душу, но выкинуть из сердца любимую когда-то, да и сейчас, чего кривить, женщину, было неимоверно трудно. Я с еле сдержал себя:

– Нет, просто устал с дороги – я недавно только приехал! Ты лучше расскажи, ты-то как?

Катя улыбнулась – я почувствовал это по голосу:

– Ты все же изменился, Сережа! Не обижайся, но раньше ты был какой-то… ну, инфантильный, что ли? А сейчас я слышу речь не мальчика… Извини, еще раз! У меня все по-старому. Работаю в своей конторе, шеф хвалит, недавно всем нам, всему отделу, выдали премию – купила себе набор косметики «Ив Роше». Теперь Ленка с Ольгой, ну, ты знаешь, девчонки мои, завидуют… Мама уехала к сестре, в Вологду, погостить. Звала с собой, да что-то я не захотела, да и на работе не отпустили бы…

Я слушал свою жену, и словно купался, растворялся в ее негромком, спокойном голосе – какими же мы были дураками, когда затеяли всю эту кутерьму с разводом!

– Сережа… что ты делаешь на выходные? – Катин голос чуть дрогнул. Я замялся, и тут же обругал себя: «Идиот, она же дает тебе возможность проявить инициативу! Матери нет, она свободна – пригласи ее куда-нибудь!»

Во время всего разговора я смотрел в окно, забыв про Бориса, который торчал над душой, делая мне какие-то знаки. Пока я иносказательно, через пень в колоду, говорил Катерине, что неплохо было бы встретиться, сходить в кафе, посидеть, поговорить, Борис окончательно потерял терпение, решительно тряхнул меня за плечо, ткнув пальцем в запястье руки, мол, времени нет, заканчивай, сейчас должен звонить Слепцов!

Я словно вынырнул из омута – действительно, время дорого, но как бы потактичнее объяснить Кате, что я не могу с ней разговаривать? Наконец я решился:

– Катенька, ты извини меня, пожалуйста, но мне должны позвонить с работы! Я потом тебе сам перезвоню, хорошо?

– Хорошо, Воронцов! – в голосе моей бывшей жены снова скользнул холодок: – В принципе, можешь и не звонить, если ты такой занятой! Я-то думала, ты тоскуешь, а у тебя, оказывается, нет свободной минутки… Это ты извини меня, что оторвала от дел! До свидание, Воронцов, привет Епифанову! Кстати, он что, твой секретарь – трубку снимает?

– Нет, просто друг! Катя, ты все неправильно поняла!..

– Да правильно я поняла! Не оправдывайся, все верно, ты мне ничего не должен! Еще раз прости, что потревожила! Пока!

И в трубке зазвучали короткие гудки…

Борис накинулся на меня с упреками:

– Тут каждая секунда на счету, а ты развел сантименты! Потом поговоришь со своей подругой!

Он еще что-то хотел сказать, но натолкнулся на мой взгляд, и осекся.

Четко выговаривая слова, я сказал, в упор глядя на искателя:

– Это – не подруга, а моя жена! И она мне сейчас важнее всех паганелей, слепцовых, судаковых, вместе взятых! Важнее всего золота в мире! Поэтому будь добр, оставь свое мнение на мой счет при себе!

Я встал и ушел в комнату, но вид разложенных повсюду предметов из кургана еще больше разозлил меня, я едва сдержался, что бы не наподдать ногой по лежащему на разосланной газете высокому, черненому шлему мумии, развернулся и заперся в ванной.

Наверное, со стороны все мои действия казались смешными, но мне было не до смеха – надо было успокоиться, собраться с мыслями. Я открыл воду, посмотрел на себя в зеркало, потом решительно вытащил из шкафчика ножницы и неожиданно для себя начал состригать свою кудрявую, довольно длинную бороду.

С каким-то непонятным мне самому ожесточением я кромсал, резал, стриг, едва не драл ножницами неподатливые пряди, словно бы вымещая на бороде все свои накопившиеся проблемы. И, удивительное дело, по мере того, как раковина наполнялась курчавыми завитками, а мое лицо очищалось от растительности, мне становилось легче! Как будто вместе с бородой я состригал с себя что-то плохое, давящее, мутное…

Покончив со стрижкой, я достал помазок, намылил лицо кремом для бритья, почти засохшем в своем тюбике – я не брился уже полтора месяца, и взялся за бритву…

Наконец, гладко выбритый, пахнущий одеколоном, бодрый и свежий, я вышел из ванной, и обнаружил, что Борис на кухне давно уже говорит по телефону – я не услышал звонка за шумом воды!

По выражению лица искателя мне сразу стало ясно, что у нас проблемы. Борис, вкладывая в голос все свое обоняние, пытался объяснить какому-то человеку, что изложить суть дела он может только майору Слепцову, и больше никому!

Говорили они долго – я успел выкурить сигарету, вскипятить чайник, и только когда я начал наливать чай, Борис, знаком показав мне, что он тоже не откажется почаевничать, наконец-то попрощался и повесил трубку, и повернулся ко мне: