Цена притворства - Снежана Черная

Людей, забирающих чужие жизни, можно назвать по-разному: палач, убийца, мокрушник, душегуб, чистильщик или же по новой моде – киллер. Но суть от этого не меняется. Даня понимал это, и понимал, что раз однажды отработать долг Беркуту было его решением, то и ему одному придётся отвечать за это перед Богом. Ответить же перед законом навряд ли придётся – слишком много Даня знал, чтобы Беркут предоставил ему такую возможность.

Ещё в начале своего восхождения Данила перевёз семью из однокомнатной хрущёвки (ведомственную квартиру пришлось освободить сразу же, как снял погоны) в новую двухкомнатную квартиру, но семейная жизнь, по понятным причинам, не сложилась. Киллер не мог позволить себе такую роскошь, как семья. Он регулярно снабжал их деньгами, но личные контакты ограничил до минимума. В конце концов жена подала на развод и, продав квартиру, переехала с сыном в другой город. Позже она и вовсе вышла замуж за немца и уехала куда-то на юг Баварии. Это позволило Дане вздохнуть с облегчением. Он прекрасно понимал, что завязать с искусством убивать ему не дадут. Такие, как он, заканчивают всегда одинаково. Но если за себя он не боялся, то жена и сын были его единственным слабым местом, а также единственным рычагом давления Беркута.

Он был в игре, выйти из которой невозможно. Он погряз в ней по уши. Однажды он вдруг понял, что люди перестали для него быть просто людьми. В каждом из них он видел потенциальную жертву и уже невольно, автоматически представлял, как именно её можно «исполнить». Сколько жизней было на его совести? Он и сам не знал точно. Он давно переступил ту грань, когда счёт шёл на единицы. Их лица слились в один большой поток, имена стирались из памяти так же быстро, как и всё остальное, а совесть уже давно не мучила.

Но что никогда не забывалось, так это их последние мгновения перед смертью в линзе его оптического прицела. Это тот случай, когда не помнишь всей мизансцены, зато какой-то стоп-кадр врезается глубоко в память.

Говорят, перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами, и, глядя в широко распахнутые глаза своих жертв, он видел устилавшую их пелену пустоты. Она проникала в Данино сознание, постепенно заполняя собой и его самого, лишая обычных человеческих эмоций. Он физически ощущал в себе опустошение, которое невозможно было ничем заполнить: ни лаской продажных женщин, ни удовлетворением от ещё одной крупной суммы денег. Оно зияло в его взгляде, таком же пустом и безжизненном, как и у его жертв.

Даня всё чаще задавался вопросом, когда уже и его самого решат устранить? В том, что именно так и будет, он не сомневался. В начале своей карьеры он знал порядка двух десятков штатных ликвидаторов столицы. Сейчас из «старых» остался в живых только он и ещё один. Остальные? Ну, лежат где-то. В каких-то лесах. Такой процент выживаемости. На их место приходят новые, снова уходят, и так по кругу.

Беркут оказался хорошим стратегом и жёстким руководителем. О его жестокости ходили легенды, но что из них было правдой, а что вымыслом, Даня не брался судить. Под началом Беркута ОПГ разрасталась, пуская корни всё глубже. На фоне борьбы с чеченскими бандами, которые Беркут люто ненавидел, ему удалось объединить две враждующие группировки с большой пользой для себя. Основной костяк - это спортсмены или, как и сам Беркут, выходцы из силовых структур. В конце концов он подмял под себя добрый кусок столицы и не собирался на этом останавливаться. Данью облагались не только мелкие предприниматели, но и банки, предприятия и концерны. Конкурентов или тех, кто не хотел платить и каким-то образом стоял на его пути, Беркут убирал. Часто при помощи того же Данилы.

Даня прекрасно отдавал себе отчёт в том, что когда-то придёт и его очередь, и однажды этот день наступил.

В 1998-ом у Беркута возник конфликт с крупным бизнесменом чеченского происхождения Аббасом Балиевым. Было решено устранить зажравшегося чечена, и дело передали Снайперу.

Вечером дня Х, когда Аббас с компанией вышел на порог ночного клуба «Доллс», Данила взял его на прицел винтовки. Первая пуля угодила Балиеву в грудь. Мужчина начал медленно оседать на землю, и пока телохранители бестолково размахивали пистолетами, пытаясь определить местоположение киллера, Даня произвёл контрольный - в голову.

Помня наказ Беркута - убить по возможности всех, кто оказался рядом с Балиевым, он начал отслеживать в прицел двух его спутников. Один сразу попытался убежать и получил пулю под левую лопатку. Второй, казалось, совсем не опасался за свою жизнь и старался накрыть собой истекающего кровью друга. Эта сцена заставила Данилу опустить ружьё. Он восхитился смелостью этого человека и выстрелить в него не решился. Отбросив винтовку, Даня спустился с чердака и вышел налегке через проходной подъезд на другую сторону многоквартирного дома.

В парике, накладных усах и очках в роговой оправе, через несколько минут он уже шёл под прикрытием деревьев по Скверу на Трёхгорном Валу. Поравнявшись с памятником борца-пролетария, Даня на ходу отсалютовал ему по-армейски – ладонью от виска - и направился в сторону жилых домов на противоположной стороне улицы 1905 года.

Он шёл незаметной тенью, не оглядываясь по сторонам. Зачем? Если бы кто-то сидел на хвосте, то Даню ликвидировали бы ещё в сквере – лучшего места исполнения не найти. А не в сквере, так в подъезде съёмной квартиры.

Его ликвидация - это лишь вопрос времени и, положа руку на сердце, скорей бы это случилось. Как известно, ожидание казни – хуже самой казни. А жизнь, которую он вёл – это и не жизнь вовсе. Даня даже сомневался, жил ли он на самом деле. Мир вокруг был пустым, а внутри него самого пустота уже давно была обычным явлением. Он смирился с ней, принял её, и они стали одним целым.

Казалось, и не было никогда того парня, который только-только дембельнулся. Парня, полного устремлений и смелых планов на будущее. Горизонты тому мальчишке казались безграничными, а небо над головой безоблачным. Другое дело сейчас, когда ему тридцать и нет ни горизонтов, ни планов, ни каких-либо целей. Он постоянно в тени и постоянно один, потому что просто не имеет права привязываться к кому бы то ни было.

Данила не раз задавался вопросом о смысле своего существования и каждый раз вынужден был признать, что смысла нет. Не станет Снайпера – его место займёт кто-то другой, и одному Богу известно, закончится ли когда-нибудь этот круговорот.

Он неспешно шёл к своей машине, которые менял так же часто, как и временные пристанища.

Он никогда не ездил на дорогих авто. Не то чтобы не мог себе этого позволить - отнюдь. Чего он не мог себе позволить, так это привлекать лишнее внимание, потому и средства передвижения его были такими же неприметными, как и он сам.

Данила уже издали видел свою потрёпанную «семёрку», но что-то его заставило остановиться и затаиться в тени жилого дома. Он будто боролся с каким-то чувством. Ну не хотелось ему туда идти! Напрягая зрение и прислушиваясь к ночной тишине, он не заметил ничего подозрительного, и всё равно что-то было не так. Интуиция о чём-то отчаянно ему сигналила, а своим предчувствиям Даня привык доверять.