Будем как боги - Олег Рой

Хосе пожал плечами:

– В гневе отец называет меня «маменькиным сынком», и это самое мягкое. Я не виноват, что три моих брата погибли, работая на него, и мама просто не отдала меня ему, чтобы хотя бы я не умер от свинцового передоза. Университет был бы хорошим вариантом.

– А о чем мечтаете Вы? – уточнил Борис. – Представьте, что перед Вами открыта любая дверь – в какую бы Вы вошли?

– И где же комната с таким количеством дверей? – поинтересовался Хосе.

Улыбка Бориса стала приязненнее:

– Я в Вас не ошибся. Но, кажется, Вы всю жизнь хотели показать отцу, что у Вас тоже есть, кхм… el cohones[4]?

– Не то слово, – честно сказал Хосе, – но, если Вы знаете моего отца даже «как пример», то понимаете, насколько это непросто?

– Надеюсь, Вы остановились не у родственников? – уточнил Борис.

Хосе отрицательно качнул головой – он жил в дешевеньком мотельчике, к счастью, расположенном недалеко от его несостоявшейся альма-матер.

– Возьмите такси, соберите вещи и поезжайте в аэропорт Балтимор-Вашингтон. Я буду ждать Вас у конкорса «Эй-Би».

– Балтимор-Вашингтон? – Хосе по-простецки почесал затылок. – Простите, сэр, но на такси туда у меня может не хватить денег…

– Ах, да, – Борис сунул руку во внутренний карман пиджака, и достал оттуда пачку купюр – двадцатками, то бишь, две тысячи долларов. – А то еще подумаете, что я Вас разыгрываю.

– Но, сэр, я не могу просто взять эти деньги, – пробормотал Хосе, машинально протягивая руку к пачке банкнот.

– Можете и возьмете, – спокойно заметил Борис. – Вернете, когда Ваш старик переведет Вам деньги на первое время – тысяч десять, я думаю.

– С чего бы он так расщедрился? – удивился Хосе. – Он мне даже на эту поездку тысячу отслюнявил с большим скрипом…

Борис улыбался, и Хосе отметил, что у него не американские зубы – не белые, а желтоватые, мелкие, неправильной формы. Зато настоящие – очевидно, рука дантиста ни разу не касалась зубов его нового знакомого:

– Когда он узнает, куда Вас приняли студентом, он будет просто светиться от счастья, как радиоактивный мутант, поверьте мне, – сказал он. Потом добавил строго: – Так, время пошло. У Вас есть час, на все, про все, а на «I95» пробки не редкость. Не стойте, как соляной столб – Вам улыбнулась удача…

⁂

Годы меняют людей, и за прошедшие четверть века застенчивый юноша Хосе превратился в Его Высокопреосвященство кардинала Хосе Рамос-и-Гарсия.

Двадцать пять лет – целая жизнь, но для того, чтобы сделать простого эмигранта – мексиканца кардиналом этот срок был неправдоподобно мал. И все-таки, в свои сорок три Его Преосвященство был не только кардиналом, не только викарием одной из самых влиятельных римско-католических кафедр Америки, но и всерьез претендовал на папскую тиару.

Трон Святого Петра всегда напоминал норовистую лошадь, а в середине двадцатых этой лошади еще и вожжа под хвост попала. Конклав был недоволен эксцентричным, мятущимся Папой из Латинской Америки и то, что он все еще провозглашал проповеди с балкона площади Святого Петра объяснялось лишь тем, что в Конклаве не было единства по вопросу преемника.

Самые большие шансы были у кардинала Руджиери, но на теплое место претендовали и другие – черный кардинал Стефан Гарц, наместник Святого престола в Африке, польский кардинал Януш Сверчевский…

…и некто Хосе Рамос-и-Гарсия.

Шансы у Хосе были не особо велики – обжегшись на аргентинце, конклав с опаской посматривал на любого выходца из Нового света. У Хосе был расчет на то, что его коллеги, мечтающие поменять головной убор на более представительный, сцепятся настолько, что Конклав примет любую компромиссную фигуру. Правда, до этого надо было еще как-то устранить нынешнего Папу.

Приглашение от Фишера было неожиданным и приятным. Впрочем, некогда Хосе сделал все, чтобы голос Рима прозвучал в суде над Гарри с оправдательной интонацией – подопечный Гарри, некий Ройзельман, вероятно, сбрендив, распял католического епископа по каким-то своим, непонятным причинам, и это пятно с биографии Гарри свести мог только Хосе, ради этого пошедший на santo inganno[5]; впрочем, для Хосе это было несложно.

Хосе был примерным священником, иначе никакие связи не помогли бы ему забраться так высоко. Кроме всего прочего, он был профессором богословия, и его труды цитировал даже Папа. Это отнюдь не мешало Хосе быть в глубине души почти что агностиком. Он не сомневался в догматах своей Церкви. Возможно, все они были полностью истинны; возможно, не все, а, может, вообще ни слова правды в них не было. Хосе это ничуть не волновало.

Главное чудо в его жизни уже произошло. Но сделал это чудо не Бог, не Ангел, а человек в невзрачном, но дорогом сером костюме. И его ученик, тот самый, что приглашал его теперь к себе на юбилей.

Хосе понимал, что он обязан этим людям. А еще понимал, что длинные руки Гарри Фишера вполне способны дотянуться даже до Конклава Римско-Католической церкви.

Приглашение было еще одним чудом, и это чудо было, как нельзя, кстати.

Один из послушников, служивший у Хосе личным помощником, однажды прифотошопил к голове патрона папскую тиару, и забыл закрыть файл. А, может, и специально оставил, подольститься хотел.

Коллаж Хосе видел, но ничего не сказал – ни плохого, ни хорошего. Только решил, что тиара на нем смотрится неплохо.

И в переносном смысле тоже. В его епархии с католиками считались, хотя Америка все больше и больше напоминала Содом или Гоморру, а во многих штатах католические храмы перестраивали в отели, хостелы и ночные клубы.

Хосе думал, что был бы хорошим Папой. В конце концов, Католическая Церковь – могучий, совершенный механизм власти, но управляли им последнее время дураки и идеалисты.

А если дать этому диплодоку мозги? Если вдеть узду в ноздри Левиафана?

Хосе отзвонился Гарри, поблагодарил и принял предложение. Гарри, кажется, остался этим доволен. На него кардинальский сан впечатление не производил: Фишер, насколько Хосе знал, был иудеем, кажется, даже левитом. Впрочем, судя по всему, к иудаизму Гарри относился примерно так, как сам Хосе относился к католичеству.

На яхту Хосе прибыл на небольшом белом вертолетике, который пилотировал один из его послушников, оставшийся на яхте в качестве его свиты. Сообразительный парнишка, один из самых расторопных, и вертолет водить умеет.

Могло бы показаться (и, кому-то, наверное, так и казалось), что у Хосе имеются какие-то не особо традиционные наклонности в отношении этих подростков, но это не соответствовало действительности. У Его Преосвященства кардинала Рамос-и-Гарсия страсть в жизни была одна…