От глупости и смерти - Харлан Эллисон

Его лицо словно утратило все черты. Но она знала, что если могла бы видеть его ясно, то увидела бы, как он напряжен.

– Почему это так важно для тебя?

Он долго молчал, а она ждала, ничего не понимая. В конце концов, он произнес:

– Пожалуйста, позволь мне сделать это для тебя. Я хочу… очень хочу… Чтобы у тебя снова все было хорошо.

– Да, но почему?

Он попытался объясниться, но это не было объяснением.

Это было о боли и восторге. Об одиночестве и открытии радости в кино. О том, каково это – жить без указателей и обретать будущее, которое всегда было для него лишь хобби. О стремлении к успеху. О достижении успеха и понимании, что фильмы подарили ему все – и она была частью этого. Все это не было рациональным объяснением, которое Круз мог бы предложить ей в связной форме. Он жил, прорываясь вверх, и она протянула ему руку. Это было маленькое, крошечное одолжение, и расскажи он ей о нем, она не смогла бы и вспомнить, о чем речь. И не могла бы представить, что эта мелочь сопоставима с тем, что он пытается сделать для нее.

Но по мере того, как год за годом накапливались в памяти Артура Круза, крошечная услуга вырастала в его памяти вне всяких пропорций, и теперь он изо всех сил пытался отплатить Валери Лоун добром за добро.

И затем несколько секунд тишины.

Он слишком долго был на арене. Он не мог бы рассказать ей обо всех этих безымянных и чудесных вещах, в надежде избавить ее от страха. Но даже в его молчании была абсолютная ясность.

Валери коснулась рукой его лица.

– Я попытаюсь, – сказала она.

И когда они вышли на плоскую площадку, по которой к ним бежал Кенканнон, Валери повернулась к Артуру Крузу и произнесла полунасмешливо (как она делала это восемнадцать лет назад):

– Но я не буду сниматься у тебя голой, парнишка.

И, хоть это далось ему нелегко, Круз все-таки сумел улыбнуться.

Хэнди

Тем временем в голове моей все двигалось от Эриха фон Штрохайма до Альфреда Хичкока. Нет, скорее, от Фрица Ланга до Вэла Ньютона. От плохого к худшему.

Я вернулся из Страны Никогда-Никогда и песен черепах и позвонил в офис Артура. Я просто не был готов вернуться в мир шоу-бизнеса сразу после полировки могильных плит на частном кладбище Эмери Ромито. Мне нужно было погрузиться во что-нибудь тихое и спокойное, а этого в студии не найти.

В квартире царила липкая жара. Я разделся и принял душ. С минуту я подумывал над тем, чтобы смыть все мои шмотки в унитаз. Мне казалось, что они заражены плесенью веков – из самой Санта-Моники. Потом я поежился. У меня родилась мысль сдать себя в химчистку – целиком.

– Вот так, Фил, – сказал бы я. – Меня нужно почистить и спалить. «Тебе нужно поспать, Хэнди», – подумал я. Годков этак семьсот.

Рип Ван Винкль, старина Рип, подумал я при новой вспышке сумасшествия, будто знал, что почем. Теперь это, казалось, понял и я: новый бродвейский хит RIP[9]! с Фредом Хэнди в главной роли, где он будет спать как бревно – все семьсот лет прямо перед вашими слезящимися глазами, билеты от $2.25– $4.25 до $6.25 за места в партере у оркестра.

Не слишком-то душ помог восстановить мое душевное здоровье.

Я решил позвонить Джули.

Я проверил график, который выторговал у ее агента, и обнаружил, что они будут выступать с «Хэлло, Долли!» в Питтсбурге, штат Пенсильвания. Набрал операторшу и навешал ей тонны лапши на уши. Вскоре она уже созванивалась с разными добрыми людьми в Пенсильвании, которые – конечно, строго по секрету – сообщили ей, что моя Леди Влажные Ляжки, красотка Джули Глинн, в девичестве Ровена Гликмайер ушла из отеля в город, но операторша 212 в Голливуде, если потребуется, будет всю ночь сидеть у телефона, чтобы свести нас, идеальных образчиков Светлой Американской Любви, вместе. Когда угодно.

Повесив трубку, я внезапно обнаружил, что все мое хорошее настроение улетучилось к чертям собачьим.

Я понял, что печален – как никогда за последние годы. Да, но что, черт возьми, случилось? Откуда вся эта депрессия, это предчувствие катастрофы? Но тут зазвонил телефон. Звонил Артур, рассказавший мне о том, что произошло на студии. Меня трясло. А еще он сказал мне, что сегодня вечером будет прием в «Кокосовой Роще», и что он подумал: а вдруг Валери захотела бы прийти? Артур уже вызвонил звезду – кажется, Бобби Винтона, или Серджо Франки, или Уэйна Ньютона – в общем, кого-то из той лиги, и что со сцены будет объявлено, что в зале присутствует Валери Лоун, а далее долгая овация.

Он намекнул, чтобы я связался с Ромито и договорился о его встрече с Валери. Паренек из прислуги замыл все пятна сегодняшнего дня. Потом Артур сообщил мне имя того дурачка из массовки – должно быть, уже прочитал о нем в газете. Он произнес его имя долгим шипом, как рассерженная кобра и предложил мне собрать небольшое досье на этого «джентльмена». У меня всегда было четкое ощущение того, что Артур Круз может быть настолько же безжалостным врагом, насколько он бывал щедрым и открытым другом. Похоже, блондину-серферу нескоро удастся найти подработку в кино, хотя кошмарные нравы Юрского периода, когда Коэн, Майер или Скурас могли уничтожить любую карьеру парой телефонных звонков, безвозвратно канули в прошлое. Меня продолжало трясти.

Потом я позвонил Эмери Ромито и сказал ему, что он должен будет забрать Валери Лоун в Беверли Хиллз в шесть тридцать.

Смокинг. Он фыркнул, и я понял, что у него нет денег, чтобы взять смокинг напрокат. Тогда я позвонил в студийный костюмерный цех и поручил им отправить кого-нибудь в Санта-Монику… чтобы одеть его по нынешней моде, никаких отложных воротников а-ля Двадцатые, и все это время меня продолжало трясти.

Тогда я пошел и снова принял душ – горячий душ.

На моем теле он казался ледяным.

Я слышал, как звонит телефон, слышал шум воды в душе, и добежал до телефона, когда звонивший уже собирался повесить трубку. На полу было множество мокрых следов, которые исчезали в ванной, откуда я, собственно, и явился.

– Да, кто? – заорал я.

– Фред? Это Спенсер.

Сноска: О депрессии. Когда ты только что получил известие из налоговой о том, что необходима перепроверка твоих доходов за 1956–1966 годы, чтобы убедиться в правомерности освобождения от налога на развлечения в размере 13 000 долларов в год; когда тебе звонят из общества защиты животных