Смерть в начале весны - Наталия Антонова

– Да уж не богато, куда нам до этих, что вихляются в телевизоре с утра до ночи! Мы люди простые, своим трудом зарабатываем на хлеб с молоком. Ни перед кем ляжками не сверкаем, титьками не трясём. Совсем уже обнаглели! Вот была на днях передача, там деваха на содержании у одного спортсмена, сама призналась, что ни дня не работала! Так все сидящие в студии ею восхищались, мол, умница она и красавица! Тьфу! А другую, что работает с утра до вечера и ребёнка одна растит, клевали все кому не лень! Куда мы прикатились?! Значит, получается, что работать это плохо, а ноги раздвигать хорошо? И этому учат молодёжь по телевизору!

– То есть вы хотите сказать, что девушка эта из порядочных? – решительно прервала Мирослава лавину неожиданного красноречия почтальона.

Волгина ей сочувствовала – накопилось у женщины за годы социальной несправедливости, но пускаться в обсуждение данной темы не собиралась.

– Да, – кивнула Валентина, – я уверена, что девушка не из гулящих.

– Как вы думаете, она могла быть медсестрой?

– Может быть. Но не думаю, что она пришла кому-то уколы делать.

– Почему?

– Сумочка у неё была обычная, девичья.

– Понятно.

– Скорее всего, она просто к кому-то приходила в гости, – предположила Валентина.

– Спасибо. Куда вас отвезти?

Почтальон назвала адрес, и Мирослава тронула автомобиль с места.

На улице было тихо и морозно. Морис смотрел в окно. Сад ещё утопал в снегу, деревья поёживались, еле-еле шевеля ветвями. Высоко в небе сплошным караваном плыли светло-серые облака. Несмотря на календарную весну, март в России всё ещё зима…

Но тем не менее сегодня праздник! Восьмое марта!

Мирослава с утра уехала к тёте. А вечером обещала привезти с собой Люсю. Морис от подруги Мирославы был не в восторге.

Но, как говорил Наполеонов, друзья детства – это святое.

Морис вздохнул. И тут кто-то стал ломиться в ворота, колотя по ним изо всех сил и вопя:

– Откройте! Полиция!

– Лёгок на помине, – улыбнулся Миндаугас.

– Ты позвонить не мог? – спросил он Шуру, въехавшего во двор и выбиравшегося, пыхтя, из машины.

– Не мог!

– Почему?

– Хотел тебя развеселить, пойдём скорее. – Он подтолкнул Миндаугаса к крыльцу.

В руках Шура держал огромную охапку красных гвоздик и свёрнутые рулоны бумаги.

– Сегодня Седьмое ноября? – холодно поинтересовался Миндаугас.

– Шутишь! Восьмое марта!

Шура ввалился в дом и ринулся с ходу в столовую.

– Вот! – радостно выдохнул он, свалил на диван гвоздики и стал раскручивать рулоны.

У Миндаугаса глаза полезли на лоб.

– Что это?! – ужаснулся Морис.

– Не узнаёшь? – ухмыльнулся Шура. – Это хозяйки праздника!

– Не понимаю…

– Правильно про вас говорят, что вы тормоза, – беспечно отозвался Наполеонов.

– Это не про нас, – нахмурился Морис, – а про эстонцев.

– Какая разница, – махнул Шура рукой, – все вы прибалты.

– Нет такой национальности! – возмутился Морис. – И вообще, я же не говорю, что русские, украинцы, белорусы – это одно и то же.

– Говори, я не возражаю, – улыбнулся Шура.

Морис сердито фыркнул.

– Он тебе уроки бесплатно даёт? – поинтересовался Наполеонов.

– Кто? Какие уроки? – растерялся Морис.

– Дон, конечно. Ты так классно научился у него фыркать.

Морис снисходительно улыбнулся.

– Тебе идёт, – обронил Шура и продолжил: – Розу мы повесим сюда, а Клару.

– Я против! – не выдержал Миндаугас.

– Баба-яга всегда против! – парировал Наполеонов.

– Я не позволю тебе превращать дом в бог весть что!

– Викинг, ведь это не твой дом, – подмигнул ему Шура.

Глаза Мориса превратились в лёд.

Шура притворно поёжился.

– Ой, я замерзаю!

– Не кривляйся!

– Ладно! Я не хочу с тобой ссориться. Кстати, что у нас на ужин?

Морис открыл рот. Шура бросился к нему с распростёртыми объятиями и крепко обнял опешившего Миндаугаса. Потом он поднял глаза и ласково посмотрел в глаза Мориса.

– Но ведь ты тоже в свою очередь должен хотеть сделать мне приятное, – лукаво подмигнул он.

– Я? Тебе? Ты сошёл с ума?! – Морис освободился от объятий Наполеонова.

– С вами сойдёшь, – Шура сделал вид, что обиделся, – но каждый думает в меру своей испорченности. Я говорил о другом!

– О чём?!

– Что мы должны идти навстречу друг другу!

– В смысле?!

– Ты хочешь сделать Мирославе сюрприз, я тоже.

– Ну и?

– Давай разделим территорию.

– Как это?

– Ты украшаешь гостиную, как твоей душе угодно, а я столовую! Только не спеши говорить нет! Я дружу с Мирославой с детства!

– Да помню я! – отмахнулся Миндаугас.

– Значит, да?

– Значит, да, – сдался Морис.

– Ура! – завопил Шура. – Март! Мир! Дружба! – И снова кинулся на шею Миндаугаса.

– Мой бог! – воскликнул тот. – Ты надоел мне сегодня хуже горькой редиски!

– Не редиски, а редьки, – поправил Шура, – но ты прав, наша редиска ядрёная! Не то что их!

Морис решил не выяснять, кого Наполеонов обозначил словом «их», чтобы не увязнуть в новом споре. Он пробормотал себе под нос что-то по-литовски и удалился.

– Чудак человек, – вздохнул Шура, – счастья своего не понимает, его в воду толкают, а он на берег лезет.

Наполеонов заметался по комнате, выбирая место на стене для портретов, вздыхая и причитая. Часа через полтора он управился и остался доволен своими трудами.

– Тебе помочь? – просунул он голову в гостиную.

– Нет, не надо, – отозвался Миндаугас.

– Как хочешь, я тогда пойду подремлю.

– Угу.

– А можно я перед этим чашку чая выпью? – спросил он вкрадчиво.

– Да, там на подносе пирожки. Чай нальёшь сам.

– Я обожаю тебя, детка! – обрадовался Наполеонов и ринулся на кухню, не слыша, как хмыкнул Миндаугас.

Мирослава позвонила около шести часов вечера. Морис снял трубку.

– Мы скоро приедем, – прозвучал голос Волгиной.