Обольститель и куртизанка - Анна Кэмпбелл

Но если отбросить маску куртизанки, то, что же останется?

— Хочешь, чтобы я остановился? — тихо спросил Эрит. Странно было слышать это от любовника. Но, самое удивительное, Оливия верила, что граф отступит, если она скажет «нет». Она никогда прежде не встречала мужчины, похожего на Эрита. И все же колебалась. Жизнь преподала ей жестокий урок, научив опасаться власти мужчины над женщиной.

— Не знаю.

— Оливия, клянусь, я готов подчиниться любому твоему желанию.

— Я верю.

Эрит наклонил голову и приник губами к ее губам. Всего на одно мгновение — он отстранился прежде, чем она успела ответить на поцелуй. Это краткое, дразнящее касание показалось Оливии слишком мимолетным. Ей захотелось продлить его.

Из горла ее вырвался хриплый сдавленный стон, а затем она произнесла слова, которые никогда не говорила ни одному мужчине. Она и не подозревала, что когда-нибудь скажет их:

— Поцелуй… поцелуй меня еще.

— Оливия… — выдохнул Эрит.

Лицо графа изменилось. Черты разгладились. Тяжелые веки опустились, взгляд остановился на губах Оливии. Она замерла, охваченная дрожью предвкушения. Какая-то неведомая сила подчинила ее себе, сделала неподвижной.

Руки Эрита крепче сжали плечи Оливии, и жар этих сильных рук заставил ее затрепетать.

— Ты пахнешь, как сад под дождем: цветами и свежим ветром.

Эрит нежно подул на впадинку у нее на шее. Теплое дыхание коснулось ее влажной кожи, по телу Оливии прошла дрожь. Ощущение было странным и довольно приятным. Да, приятным.

— Сделай так еще, — неуверенно прошептала она.

— Так? Эрит снова подул. По спине ее пробежала жаркая волна, кожа покрылась мурашками. Сердце заколотилось где-то у горла. Внизу живота разлилась странная тяжесть, жар охватил бедра.

Может быть, это желание? Откуда ей знать? Ей не с чем было сравнить новое ощущение. Оливия изумленно замерла.

— Что-то не так? — тихо спросил Эрит.

Что-то не так было с ней самой, но Оливия не решилась об этом сказать. Хотя Эрит был, наверное, единственным мужчиной во Вселенной, способным ее понять.

— Это… это слишком непривычно для меня. — Голос ее сорвался, рука нервно сжала край полотенца.

— И для меня тоже.

Эрит отстранился, вглядываясь в лицо Оливии. Что он там увидел?

Оливия неловко переступила с ноги на ногу. Мокрый ковер захлюпал под ее босыми ступнями. В глазах Эрита она не нашла и тени осуждения, одну лишь заботу и едва сдерживаемый голод. Тогда она заставила себя заговорить, сознавая, как нелепо прозвучат ее слова.

— Вы знаете, что такое наслаждение.

— Да, знаю. Но мне никогда прежде не приходилось показывать это кому-то другому. — Печальная тень скользнула по лицу графа, взгляд его затуманился. — Нет, это не так, — добавил он с внезапной горечью. — Однажды… однажды мне довелось показать кое-кому, что такое наслаждение. Это одно из самых счастливых моих воспоминаний.

Сердце Оливии на мгновение замерло. Грудь пронзило болью.

Наконец-то Эрит приоткрыл ей дверцу в свою душу.

Заглянув в нее, Оливия увидела бесконечную любовь.

Кому, если не Джоанне, он впервые открыл мир чувственности? Граф Эрит любил свою жену. Любил так страстно и преданно, что даже теперь, через шестнадцать лет после ее смерти, говорил о ней с благоговением, а глаза его темнели, как грозовое море. Лишь потеря истинной любви оставляет эту нескончаемую боль и горечь.

Оливия подавила вздох. Какой же слепой она была. Какой глупой. Какой бесчувственной. Прежде Эрит казался ей загадкой, но теперь многое в нем стало ясно. Его баснословное распутство было всего лишь тщетной попыткой смягчить невыносимое горе.

Он как-то обмолвился, что знает о любви больше, чем может показаться, а Оливия ему не поверила. Теперь же она поняла: граф сказал правду. Любой болван тотчас распознал бы любовь и безысходную тоску в голосе Эрита, когда тот говорил о своей жене. Любой тупица, только не умнейшая куртизанка Лондона.

Оливия посмотрела на Эрита другими глазами, понимая, что не в силах противиться его притягательности. Ее влекло к лорду Эриту. Влекло неудержимо.

Она дала бы отпор мужчине, задумавшему взять ее силой, но не могла сражаться с мужчиной, чье оружие — разбитое сердце.

Все кончится тем, что Эрит больно ее ранит. Оливия это знала, как знала и то, что граф — ее последний любовник.

И что своего последнего любовника она никогда не забудет.

Оливия больше не могла отдаляться от Эрита. Все изменили события этого дня. Поцелуй под дождем и внезапное озарение, когда она поняла, как сильно граф любил жену. Вся беспутная жизнь Эрита после смерти Джоанны выражала нескончаемую, безутешную скорбь.

— Я твоя, Эрит, — прошептала она.

— Оливия… — Нежно обняв куртизанку, граф принялся покрывать поцелуями ее плечи, щеки, нос и веки. Казалось, одними лишь касаниями губ он познает ее душу.

Оливия несмело придвинулась ближе. Ей приходилось обольщать так много мужчин, ей бы следовало знать, как вести себя, но она испытывала робость, словно юная девственница, и пробуждающиеся чувства пугали ее.

Безопаснее всего было бы сбежать. Однако Оливия знала: если она уйдет сейчас, то потеряет что-то необычайно важное, драгоценное, такую потерю ничем не восполнишь. Поздно отступать. Она сделала свой выбор.

Эрит легонько потянул за край полотенца.

— Позволь мне тебя увидеть.

Оливия еще сильнее вцепилась в мягкую ткань.

— Ты меня уже видел.

Полотенце символизировало последний бастион. С другими любовниками тело Оливии служило лишь средством заработка, и нагота не имела значения, но сегодня, с Эритом, все было по-другому.

Эрит отстранился, с грустью глядя на нее.

— Ты все еще не доверяешь мне, Оливия?

Его печальное лицо казалось таким красивым, что у Оливии перехватило дыхание.

— Сними рубашку. Эрит радостно улыбнулся:

— Если ты настаиваешь.

— Да, мне этого хочется.

Он снял полотняную рубашку, когда-то белоснежную, и бросил за спину, не заботясь о том, куда она упала.

— Так лучше?

— Намного. — Оливия обвела глазами грудь Эрита, чувствуя незнакомое волнение. Бешеные удары сердца отдавались у нее в ушах. — А теперь бриджи.

Пальцы графа так сильно дрожали, что он едва справился с застежками. Его смятение глубоко тронуло Оливию, растерянность и тревога понемногу стали проходить.

Эрит внезапно замер, поняв, что так и не снял сапоги. Оливия плотнее завернулась в полотенце, закрепив концы на груди.