Про шакалов и волков - Анна Шахова

Бесчувственного Аркана Волки спускали к подвалу, уложив на оторванную с окна гардину, как на носилки. По дороге Весельчак говорил, не умолкая: буднично, деловито, словно давая понять и себе и напарнику, что происходящее — не нечто из ряда вон выходящее, а необходимая работа. Сверхурочная и малоприятная.

— Когда дело пойдет к концу, явимся вниз и развяжем его. У меня в кармане фляга с водкой — оклемается, если умыть. Нам-то пить запретили, но я заметил, что Петька припер с кухни бухла и, честно говоря, пара глотков сейчас никому бы не помешала, а, Килька? Ты как, живой?!

— Да живой я, отстань, — огрызнулся Илья, кусая губы, чтобы не разрыдаться.

Депутата несли молча. Деловитый настрой Весела, все же успокаивающе действовавший на Кильку, враз улетучился. Благо, лицо убитого накрыли шелковым платком, взятым у Певицы. Но на повороте лестницы рука покойного вдруг свесилась с «носилок», и в тусклом свете фонарей, проникавшем через большие окна на лестницу стал виден испачканный крахмальный манжет с блеснувшей запонкой, светлые волоски на пальцах, на безымянном — тонкое обручальное кольцо… Весел тоже закусил губу и низко опустил голову.

Когда они вернулись в зал, избавившись от страшной ноши, там царила гробовая тишина. Точнее слова «гробовая» к такому беспримесному, идеальному молчанию трудно было подобрать. Весел тут же разрушил чертову немоту:

— Петруччо, я так понял, нас поесть благословили? И попить?

И Весельчак дернул вверх один рычажок на выключателе около двери — середина зала, в котором люди и предметы едва угадывались из-за сгущавшихся сумерек, ярко осветилась центральной люстрой.

— Ты можешь есть? — кинул затравленный взгляд на Первого Второй.

— Ну, пока не выпью, честно говоря, не смогу.

— Пить сейчас нельзя, — мотнул головой Петруччо.

— А зачем принес? По сто накатим вискаря — и хорош, для поднятия боевого духа, — проговорил в самое ухо напарнику Весел. — Нальем в стаканчики с кока-колой, эти заразы у двери не поймут.

— Делай что хочешь, — отмахнулся Второй, садясь на корточки. Незримая удавка, стягивавшая его горло, не дававшая вдохнуть полной грудью, будто ослабла, и он подумал: «А может, и в самом деле — по капле, как антидепрессант?»

— Я ничего не буду. Мне вообще дико, что вы можете говорить о еде, — категорично сказал Килька.

— Ну вот и карауль наших подопечных, — ответил ему Первый, доставая из пакетов закуски. — Какая красотища! Молодец Второй, даже каперсы и ананасики припер, не только сухомятку! — Весельчак безмятежно засвистел, раскладывая на целлофане тарталетки и пирожки.

Нарочитая бравада Первого бесила Кильку, который занял место Петруччо и сел, подвернув ноги по-турецки.

— А вы что, не хотите перед дальней дорожкой подкрепиться? — крикнул дружелюбно Весел «чужакам». — Давайте уже знакомиться и делить дружескую трапезу. Это по-русски — ланч.

— Мы понимаем, сами такие же. Но есть с вами… — голубоглазый «чужак», которого Грунов настроил на ликвидацию в случае необходимости непредсказуемых русских, что-то пробормотал по-английски. Видимо, довольно оскорбительное, так как его товарищ — смуглый крепыш — зло рассмеялся.

Весел и не подумал обидеться. Он налил себе и Петруччо кока-колы, в которую, придвинувшись и загородив пластиковые стаканчики спиной, плеснул изрядную долю виски.

— За победу! — поднял «бокал» Весел, обращаясь к американцам. Те лишь фыркнули.

Заложники, привалившись друг к другу, стали принимать более расслабленные позы, осознав, что очередной пик напряжения пройден.

— Как вы думаете, когда они напьются, то перестреляют друг друга или сначала примутся за нас? — спросила Оппозиционная Журналистка у Главы думской фракции, с которым оказалась сидящей рядом. Тот уничижительным взглядом окинул лохматую девицу с пересохшим узким ртом и, в свою очередь, спросил:

— А это вы ведущая канала «Ливень»?

— Я! — с апломбом ответила та.

— Вас бы я собственноручно расстрелял. Из рогатки. Чтобы не тратиться на патроны.

Журналистка торжествующе расхохоталась:

— Сатрап и ворюга даже в заложниках продемонстрирует всему миру свою подлую сущность!

— Я тебе отвечу, перефразируя Черчилля, давшего отпор вам, фуриям-феминисткам: «Я-то завтра протрезвею, то бишь из политики уйду, а вот у тебя как были ноги кривые, так и останутся!»

Политик размахивал рукой с поднятым пальцем, будто на трибуне. Впрочем, голоса он предусмотрительно не повышал.

— Хамло, мы на брудершафт не пили! — вспыхнула Журналистка, отодвигаясь от раскрасневшегося Главы фракции.

— Упаси Бог! — отвернулся он от звезды эфира и даже попытался перелезть через апатичного фотокорреспондента журнала «Все звезды», которого потрясывало в преддверии надвигающейся ломки.

— Слушайте, у меня гениальная идея! — вскочил вдруг Весел, дожевывая канапешку из рокфора с виноградом. Щеки его раскраснелись, а глаза поблескивали разудалым огнем. И Первого, и Второго, принявших на голодный желудок по стаканчику спиртного, развозило на глазах.

«Чужаки» с напряжением стали переглядываться и даже поднялись, чтобы прекратить никчемное пиршество.

— Где мешок с мобильниками?! Там было несколько планшетов! Мы же можем посмотреть о себе, родимых, в новостях на приличном экране, а не на этих лилипутских айфонах! — Весел хлопнул по плечу Петруччо.

— Ты — красавчик! — захихикал тот. Настроение у него значительно улучшилось. Он заглотил пятнадцать тарталеток с мясным салатом, который всю жизнь был для его семьи олицетворением БОГАТОГО праздника.

— Ребята, дружба-жвачка, все о’кей! — поднял руки в приветственном жесте Первый и направился к двери.

— Нужно сказать Пал-Палу, — шепнул чернявый «чужак» голубоглазому.

— Сами справимся! — цыкнул тот на него. — Я тоже хочу посмотреть, что там про нас треплют по Ти Ви.

— Весь мир, Эд, весь мир говорит о нас! — сжав кулак, потряс им в упоении чернявый.

— Я принесу мешок! Он около лестницы валяется, — бросил миролюбиво голубоглазый Эд и вышел из зала.

— А че, контакт возможен, — хмыкнул Петруччо и, налив полный стаканчик виски, подошел к «чужаку».

— От всей русской души с извинениями за резкость. Твоему дружку-красавцу досталось от меня за дело, но ты — нормальный мужик. Петр! — представился и протянул стакан американцу Второй, покачиваясь и жмурясь.

— Стив… Степан, — взял с улыбкой стаканчик чернявый и тут же опрокинул его в себя.

— От это по-нашему! — хлопнул в ладоши Петруччо. — Иди, пожри, пока осталось!

— Можно, — смущенно сказал Стив, подошел к месту «пикника» и с видимым наслаждением накинулся на еду. Весел с блаженной улыбкой взирал на него, прикуривая сигарету. Вот тут и настал подходящий момент для Экономиста, который крикнул с интонацией случайного прохожего: