Один из семи - Роман Галкин

– Эй-эй-эй! – заставляет нас прервать рукопожатие гневный крик Катерины. – И чего это вам обоим так приятно? А?! А я вам не мешаю? Нет, если вдруг мое присутствие вас смущает, то вы скажите, не стесняйтесь!

Вот, блин, женщины. И что ей сказать, чтобы успокоилась? Сказать, что все это простая формальность, обычный обмен любезностями при знакомстве. Так это значит обидеть Ларису. Какой же женщине будет приятно слышать такое?

– Успокойся, Катенька, – тем временем обнимает мою спутницу Лорик. – Ты же знаешь, что мужчины меня не интересуют в том плане, о котором ты тут намекаешь.

Оп-па… Да вы, мадам, оказывается, неправильно ориентированы. Или я что-то не так понял? Но на всякий случай пытаюсь не выражать лицом никаких эмоций.

– Лорик, дорогая, извини, – расслабляется в объятиях подруги Катерина. – Я так давно тебя не видела, что совсем забыла о твоих не совсем традиционных взглядах на жизнь.

В это время атмосфера в зале вдруг резко изменяется, сперва общий гомон резко усиливается, затем так же резко стихает почти до полного безмолвия. Оглядываюсь в поисках причины.

– Губернатор, – шепчет Лариса. – Боже, что это с ним? Похоже, он серьезно заболел.

Следуя ее взгляду, вижу Шалинского, который, судя по всему, вышел из уже знакомой мне двери. Евгений Савелич выглядел еще более бледно, чем в тот момент, когда я его покинул. В этой старчески согбенной фигуре не было ничего общего с тем надменным человеком, смотрящим свысока на всех окружающих, которым я привык его видеть. Сопровождающие его телохранители явно сильно ошарашены такой переменой в боссе. Они суетятся вокруг него с растерянным видом. Вот с заискивающим видом подбегает, вынырнувший из толпы, мэр. Он что-то говорит, суетливо семеня рядом с Шалинским. Но тот как будто не замечает ничего вокруг, продолжает двигаться к выходу. В конце концов, один из телохранителей довольно бесцеремонно отодвигает назойливого Елкина. Процессия покидает зал, который тут же взрывается многоголосым гомоном. Всех интересует один вопрос – что с губернатором? И насколько это «что» серьезно. Вокруг возникает какая-то движуха – компании перемещаются, делятся, сливаются и вновь распадаются, обмениваясь членами. Все пытаются получить друг у друга хоть какую-то информацию. В зал возвращается Елкин, проходит к середине и поднимает руку, требуя внимания.

– Господа! – хлопает он в ладоши, привлекая внимание тех, кто еще его не заметил. – Господа! К сожалению, Евгений Савельич вынужден нас покинуть из-за, кх-м, из-за легкого недомогания. Уверяю вас, что ничего серьезного, угрожающего здоровью нашего губернатора нет. Ему уже оказывается необходимая медицинская помощь. А так как из-за этого, кх-м, недомогания выступление Евгения Савельича отменяется, то официальную часть можно считать закрытой. Развлекайтесь, господа!

М-да… Эти господа и не подозревают, что я здесь единственный, кто хоть что-то знает о настоящей причине губернаторского недомогания. Интересно, если бы я вдруг поведал публике об этой причине, меня сразу отправили бы в психушку или оставили бы до конца мероприятия в качестве клоуна, на которого можно хохоча показывать пальцем?

***

– Олег Юрьич, – ко мне подходит невесть откуда появившийся Шуванов в компании с широко шагающим малорослым господином, чье лицо мне смутно знакомо. – Вы случаем не знаете, что за недуг подкосил нашего губернатора?

Шуванов секунду заинтересованно смотрит на меня, затем, как бы вспомнив о своем спутнике, говорит:

– Кстати, знакомтесь. Бельц Терем Яковлевич. Олег Юрьич Волин.

Я тут же вспоминаю главного пожарного и его массивную секретаршу. Мы вежливо киваем друг другу.

– Терем Яковлевич является главнокомандующим нашими районными силами МЧС, – шутливо отрекомендовал его полковник.

Обо мне никаких особых представлений не следуют. То ли Терем Яковлевич уже знает все, что ему мог поведать Шуванов. То ли просто полковник не знает, как меня представить поподробней, ибо действительно не знает, считая меня какой-то крупной фигурой.

Еще раз киваю Бельцу, слегка растянув губы в якобы улыбке, пытаясь изобразить на лице признаки почтения. Вот, блин, какой однако круг знакомств у меня в последнее время. Прокурор города, главный мент, главный эмчеэсовец… Хм, как-то не тянет эта пухленькая фигурка на главного спасателя, пусть и городского масштаба. Интересно, с кем из главных я познакомлюсь в следующий раз?

Чтобы хоть что-то сказать, возвращаюсь к вопросу, который Шуванов задал изначально:

– Позвольте, Иван Степанович, с чего вы взяли, будто я могу быть в курсе губернаторских проблем со здоровьем?

– Просто я случайно заметил, что вы общались с его секретарем, вот и подумал, что может…Значит, не знаете. Похоже, никто не знает.

– Даже удивительно, – подал голос Бельц. – Евгений Савелич всегда был образцом здоровья.

– Может, отравился чем, – вставляю для поддержания разговора.

– Боже упаси, – восклицает Лора. Они с Катериной временно притихли за моей спиной, не вмешиваясь в мужской разговор. Но мое предположение почему-то задело брюнетку.

Я отступаю в сторону, ибо неудобно стоять к дамам спиной, тем самым приглашая их в круг общения.

– Все продукты высшего качества и первой свежести, – заявляет Лариса, возмущенно подняв бровки.

Ага, значит, она имеет непосредственное отношение к снабжению продовольствием этого заведения. Или вообще, является хозяйкой этого охотничьего, кх-м, домика.

– Возможно, он отравился до прибытия сюда, – пытаюсь неуклюже оправдать свою версию. – Да и вообще, я просто предположил. Мало ли.

– Так! – вмешивается, прервав мои оправдания, Катерина. – У нас здесь что, вечер, посвященный обсуждению здоровья губернатора?

– Очаровательная Катерина совершенно права, – поддерживает ее Шуванов. – Да и нам с Теремом Яковличем пора отыскать своих дам. Ты их не видишь, Яковлич? А то не миновать нам с тобой нагоняя.

Пообещав встретиться с нами на поляне, полковник с пожарным удаляются.

– О какой поляне он говорил? – переводит взгляд то на меня, то на Лору Катерина.

– Так вы еще не были во внутреннем дворе? – удивленно восклицает Лора. – Так пойдемте же.

Жестом хозяйки она приглашает нас следовать за собой и направляется к большим стеклянным дверям в противоположной стене. Дверной проем настолько огромен, что в него свободно мог бы въехать приличный грузовик. Вместе с нами к этому выходу уже двигались большинство собравшихся.

Размеры так называемой поляны поражают воображение. Нам открывается ярко освещенное идеально ровное поле, покрытое аккуратно подстриженной зеленой травой, изрезанное тропинками из тротуарной плитки и запятнанное многочисленными островками из той же плитки, на которых под различной формы навесами установлены тоже различных форм и дизайнов столы, кресла, шезлонги, скамейки. По краям площадок и вдоль тропинок расположены фонари причудливых форм, наверняка работы того же дизайнера, что и чудо-звери, изрыгающие фонтаны у парадного крыльца. Здесь тоже есть четыре небольших фонтана. Но они без всяких причуд – просто классические пирамиды водяных струй в центре небольших бассейнов. А вот в противоположном конце поля – язык не поворачивается назвать поляной – сияет голубыми бликами большой плавательный бассейн. Однако либо вечер прохладен, либо выпито недостаточно, но ни в бассейне, ни поблизости от него никого нет. Да, собственно, принимая во внимания те обезображенные сытой и беззаботной жизнью формы тел основной массы собравшихся здесь персон, видеть их в купальных прикидах нет никакого желания.