Пыльная корона - Дарья Симонова

— Я ж говорю — у них другие реакции.

Когда он вез ее домой, договорились, что в следующий раз у нее. Он то ли улыбнулся, то ли поморщился. Сказал, что только в порядке исключения он потерпит такой расклад. Потому что приходить на женскую половину — не мужское дело. Они почти всю дорогу ехали молча. Вел он мягчайше, Ева чувствовала себя как в люльке. Этаким кукушонком, занявшим чужое место. Хотя она совершенно не могла представить Арину с ее ломкими, беспокойными линиями здесь, в этом обтекаемом шикарном авто, которое хотелось даже лизнуть — до того блестящее и хорошенькое. Сюда бы, пожалуй, вписалась настоящая гейша. Кто-то таинственно шикарный, не бутафорски владеющий всеми этими щекотками Мусасимару. Сама Ева подходит ли? Да и суждено ли вообще кому-либо считать это место своим…

Просто загадка, как этот пижон, такой заметный среди людского племени, умудряется исчезать. Но ведь найти его так просто! Он выделяется. Он приводит к себе в дом, он открыт для преследователя… Каждый раз менять адреса, маршруты, телефоны — с ума сойдешь. Ева долго боялась спросить об этом. Скажет, лезешь не в свое дело. Но момент все же улучила — когда он вручал ей конверт для гейши.

— А что, если она меня выследит, когда я пойду обратно? И найдет тебя. Хотя… она же и так знает, где ты живешь, насколько я понимаю.

— Нет, не знает. Я как раз переезжал тогда, — спокойно ответил Алик. — Но это не важно. Не будет она за тобой следить. Без разницы, куда пойдешь ты и где живу я. Она наверняка уже в курсе. Ей ничего не стоит такая информация. Но она ждет, что я вернусь сам. Она помешалась, понимаешь? А в таком состоянии женщина на удивление рассеянна. И тот, кого она жаждет узреть, может преспокойно ходить мимо — она же будет намагничена наваждением ожидания и его не заметит. Они становятся как бы несмачиваемы друг для друга… Понимаешь, о чем я?

Ева знала, о чем речь, — но не назвала бы это пониманием. Она билась над этой загадкой всю сознательную жизнь, над дьявольской игрой случая, когда именно тот, кого ждешь, кто нужен позарез, — именно он недосягаем, и эта недосягаемость порой доходит до абсурда внезапно выключающегося в момент разговора телефона, нелепо пропущенного звонка, нескольких минут терпения, которых не хватило, чтобы дождаться в условленном месте… и вот невстреча уже ведет тебя по совершенно другому сценарию, и ты становишься внутриклеточно другим. Долго и мучительно вылупляешься новый из скорлупы вопросительного отчаяния. Почему-почему меня бросили, мне не ответили, меня оставили одного…

Но, быть может, Алик опять прав. Какими бы ни были причины, по которым нас отвергли, — нам лучше об этом не знать. Оставить этот вопрос без ответа. И новые вихри жизни будут уводить нас от этой раны, и болезненный вопрос постепенно превратится в ничтожную точку…

А что в конверте? — думала, спросить, не спросить… Явно не деньги. А что нынче может быть, кроме них?

— Понятия не имею, — чуть брезгливо ответил Алик. — Я просто выполняю поручение. Если бы это было от меня, я передал бы только лично.

Еще один день потерян. Лежа в потемках в одежде поверх постельного беспорядка, Комендант отчетливо и изнурительно ненавидел себя. Чтобы не разжигать этот пожар сильнее, он не поворачивал голову и не смотрел на ту, что спала рядом. Как он смог допустить весь этот кошмар… Проклятый эффект неожиданности возьмет врасплох кого угодно. Он же не Джеймс Бонд, он простой парень. И когда дверь открывается и входит его единственная за всю жизнь любимая девушка, — его все-таки не хватает на то, чтобы просто провести с ней пару ночей с водкой и мартини, а потом элегантно с ней расстаться. Нет, у нас Джеймс Бонд по-русски. Это значит, девушке лет семьдесят, она, оказывается, алкоголичка, и супергерой вынужден с ней запить. Без всякого мартини. Но водочный запой Комендант, впрочем, тоже не потянул бы. Просто коньяк — есть хороший и не бог весть какой дорогой в магазине внизу. Там уже их парочку узнают. Продавщицы алкогольных отделов всегда быстро запоминают алкашей в лицо. Точнее, обыденно-дворовых, малобюджетных они, конечно, знают давно. А вот новенькие, да еще пьющие не всякую гадость «из экономии, хоть поутру, да на свои», — вот к этой категории они питают сентиментальную привязанность. Женщина ведь всегда бессознательно выбирает — пускай у нее хоть тысячу раз есть муж, но она все равно выбирает. Не с целью секса, как мужики, но с целью вообще. И выбирает она из того, что есть, — пассивный выбор не предполагает выход за границы своей среды. А у продавщицы алкогольного отдела какая среда — ясный пень, выпивохи. Но и среди них выстраивается рейтинг. И тетеньки млеют при виде приятно спивающегося мэтра. Кстати, некоторые крепкие здоровьем и породой особи в таком промежуточном статусе пребывают чуть не целую жизнь. Таки имеют сногсшибательный успех!

Руфина из того же теста. Она отлично сохранилась для своего образа жизни. Другая бы уже задрябла и опухла, а у нее все тот же аристократический нос, на котором не слишком углубились морщинки. Когда Комендант открывал ей дверь, он до самого мига узнавания не верил, что увидит ее. Этого не должно было произойти, он ее так тщательно хоронил, он столько для нее придумал смертей… хотя еще больше для ее матери. Но все живы — видать, у Коменданта не злой глаз. И только теперь Руфина узнала истинную причину его ухода, только теперь… когда они, два несвежих человека, боящихся прикоснуться друг к другу, делают вид, что греют коньяк в руке, вращая его против часовой стрелки. Руфа предложила хотя бы начать по правилам, чтобы не сразу войти в запойную стихию, когда уже все равно. И угасает желание первых дней, которого должно было хватить на вечность — так казалось! Но они быстро превратились друг для друга в два острова из прошлого. Болезненно непознанных острова. Потому что от Руфины давно отвернулся ее ангел, который хранил ее когда-то от скользких карнизов и сосудистых спазмов, от чужих проклятий и похмельного суицида. А может, это временная хромота от сломанной лодыжки придавала ей ауру больной странной безгрешной девочки, которая простит даже измену с подругой? Но ведь она и была такой — абсолютно беззлобной, с огромной страшной родинкой в паху. Родинка пугала, но и обязывала любить. Да, именно так! Юного Коменданта — тогда, он был просто Дениской, Дэном, прозвище родилось позже — влекло к этой странной девушке, но одновременно он чувствовал, что должен ее любить. Не дожидаясь клятв — и в горе, и в радости, пережить с ней все невзгоды и, быть может, даже возить ее на каталке, когда откажут ноги. Господи, почему они должны были отказать, отчего приходили в голову трагические картины — она попадает под машину или она едва спасается из пожара, почему?! Или всему виной уродливые детали ее жизни? Например, грязный старик у хлебного магазина, просивший милостыню. Руфина сказал, что это ее дядя, что он сошел с ума, что на самом деле он вполне обеспеченный человек, что просто он в обиде на родных… и вообще у них в роду сплошные чудаки.

Вранье и фантазии. Теперь понятно, что эта девочка была больна враньем с самого начала. Именно больна — у нее не было корыстных намерений, и она не выдумывала из любви к искусству. Просто у нее врожденное искажение реальности. То, что она не принимает, она просто выносит за скобки. А все, что ей понравится, она берет с полок, даже если написано «руками не трогать» или «не влезай — убьет!». Просто удивительно, как она до сих пор уцелела. Зачем она живет? У нее ни мужа, ни детей, ни любимого дела, ни… что еще нужно человеку? Может, пора ее убивать? И кто, как не Комендант сделает это нежно…