Кома. Эшелон - Олег Ростов

роста и худощавая. Она очень сильная. Может взрослому человеку голову оторвать.

— Господи, спаси и помилуй. — Перекрестилась Полина.

— Скажите, Пётр Фадеевич, Полина Кузьминична, а разве вы не видели мутантов? Мы их дикими зовём.

— Не видели. А что таких, как ваша Люся много?

— Таких, как Люся нет. Она особенная. Но есть другие мутанты. Они как звери. Вроде человек, но лицо, да и тело подверглось сильно изменениям. У Люси гораздо меньше в этом плане. И если Люся наша человечиной не питается, то другие очень даже. Они так же двигаются очень быстро. И очень сильные. Они грязные в остатках одежды. Если таких увидите, постарайтесь сделать так, чтобы вас не заметили. С ними не пытайтесь даже говорить. Они не понимают уже человеческой речи. Против них хорошо работает гладкоствол. Дробь для них не страшна, а вот картечь для них убойная вещь. Что бы убить такого, надо либо в голову попасть, либо в сердце. Всё поняли?

— Поняли, Марк. — Ответил Пётр. — Спасибо, что предупредил. Но мы здесь таких не видели. Мёртвых много было. Все умерли. Кого мы хоронили, а кто так в домах и лежат. От собак еле отбились. Были у нас такие. Особенно по весне и летом совсем тяжко было. Чуть было не загрызли пару раз. А потом как-то их меньше стало. Сейчас вот уже неделю вообще собак не видно. Не знаю куда делись.

Мы со Стасом удивлённо посмотрели друг на друга.

— Куда они могли деться? Диких они чувствуют на расстоянии и сваливают. — Сказал я.

— Я бы так не сказал. Да они псы стараются с дикими не связываться, особенно если диких несколько. Но далеко они не сваливают, тем более если имеется кормовая база. — Возразил мне Стас. — Они, конечно, держаться от диких на расстоянии, но повторюсь, но далеко не уходят. А если дикий вообще один, а стая приличная, то и сами напасть могут. Какой бы дикий терминатор не был, но стаей они его разорвут. Дикий ведь тоже для них пища, как и они для диких.

— Пётр сказал, что их становилось меньше. — Я посмотрел на Петра. — Я правильно понял?

— да. Сначала их большая стая была. Потом меньше, примерно с августа, я заметил это. И вот за полтора месяца их сильно меньше стало. А сейчас вообще никого не вижу, уже неделю. И лая не слышно.

— Может естественный отбор включился? — Предположил я. — Ведь большинство крупных собак выведены искусственно. И срока жизни у них в основном сколько? Лет 10–12. И за ними постоянное наблюдение надо. Прививки там. Еда сбалансированная, ну не знаю я. Не собачник. А сейчас надзора человека нет. Бегают, где придётся, жрут что придётся. Вот и начали дохнуть.

— Не. Что-то слишком быстро естественный отбор заработал… Не, уверен. Для естественного отбора времени дольше надо. Тем более многие собачки антибиотиками напичканы так, что в ближайшее время им чумка или энтерит, или ещё какая зараза не страшны. Нет. Думаю, тут что-то другое. Может кормовая база оскудела, и они подались куда? Трупы все подъели. Людей не осталось. До Петра с Полиной и их скота добраться не сумели. Другой скот тоже уже съеден. Могли в лес убежать или подались в ближайший населённый пункт. Пётр, скажи, а дикие звери появились у вас?

— Есть такое. Козы дикие появились. Причём я часто их вижу. Правда прыткие они шибко, попасть в них трудно и очень чуткие. Учуять могут тебя на большом расстоянии. Если охотиться на них, то засаду надо делать. Пару раз волков видел. Хотя до этого, так на воле никогда здесь их не видел.

— Ну вот. Волки появляются. А они большая конкуренция псинам. И в плане выживания, более приспособлены к дикой природе. — Пояснил я, слова Петра. — Пётр, Полина, вы точно не хотите уехать отсюда?

Они переглянулись между собой. Потом посмотрели на меня и покачали отрицательно головами.

— Нет, Марк. Мы никуда не поедем. Мы здесь прожили почти всю жизнь. Здесь наши родные похоронены. Родители моего мужа, муж, дочь с мужем. Сын то у нас не здесь живёт. В Новосибирске. А что там, я даже не знаю. Вдруг он жив и сюда приедет? Мало ли. Надежда ведь умирает последней. А я до самого конца буду надеяться и ждать его. Да и дед старый у нас тут. Разве бросишь его. И здесь у нас всё устроено. Зиму переживём, мы хорошо подготовились. А там весна, опять посевная будет. Жизнь будет продолжаться, Марк.

— Ну что же, воля ваша, Полина Кузьминична, Пётр Фадеевич. Дай бог вам ещё долгих лет жизни… Вот что я хочу сказать, Пётр Фадеевич. Пожалуйста, не нужно вот так выходить и встречать всех, кто приедет по железке. И даже тех, кто едет на автотранспорте. Поверьте, вероятность нарваться на очень нехороших людей очень велика. Уже началась торговля людьми. Вас убить могу даже за ваш карабин. Оружие сейчас в большой цене. Обещайте мне это. Ладно мы адекватные. Но скорее всего в следующий раз придут не такие мирные.

— Хорошо, Марк. Я понял.

Мы попрощались и пошли к вагонам. Я оглянулся на здание вокзала.

— Люся! — Закричал во всю глотку. — Люся! Мы уезжаем! Возвращайся!

Банки с мёдом и вареньем загрузили в вагон-ресторан. Загрузились в вагон. Я стоял в тамбуре с открытой дверью. Связался с локомотивом.

— Георгич, дай гудок. Люсю позови. Убежала, девчонка вредная.

— Понял. — Раздался пронзительный гудок тепловоза. Увидел маленькую фигурку. Откуда она вынырнула так и не понял. Люся неслась к эшелону чуть ли не скачками. Быстро добежала и с ходу заскочила в тамбур. Майка была опять грязная. Я её поднял, проверить. Шорты были на месте. Кеды, кстати, тоже. Она удивлённо на меня посмотрела.

— Ты где шаришься? Опять майку вымазала. Иди. Горе ты наше луковое. — Сказал ей. Ольга, глядя на Люсю, усмехнулась. Люся продолжая смотреть на меня, погладила свою драгоценность, украшение, Монету на шнурке. — Лёль, слушай, Люсе надо серёжки вставить в уши. Небольшие. Можно что-то типа гвоздиков с камешками. Вообще удивлён, что у неё серёжек не было изначально. Всё таки, она девочка. Неужели родители ей ещё в маленьком возрасте не вставили?

— Не знаю. Я была знакома с одной девчонкой, так ей впервые разрешили надеть серёжки, прокололи уши, только в 16. Представляешь?

— Не, не представляю.

— Марк, а давай тебе ухо проколем? Я тебе красивую серьгу подберу.

— Тебе, дорогая, делать нечего? Уши она мне прокалывать собралась. Может ещё нос проколоть и кольцо туда вставить? Не, ну а что? Буду, как тот бычара.

— Марк, в этом нет ничего плохого…

— Достаточно, Лёля. Пошли в купе. Насчёт серьги, лучше вон, о Люсе позаботься. Она дама, ей надо. Мало ли, вдруг жениха ей встретим. Поэтому она должна быть во всеоружии женского обаяния и красоты.

Дошли до Новокузнецка быстро. Колея по всему следовании пути была свободная. На подходе к узловой станции увидели клубы дыма. Впереди, на станции что-то сильно горело. Эшелон остановился. Я с Ольгой, Артёмом и Николаем пробежались до передовой платформы. Залезли на неё. Вглядывались в даль. Но что происходит на станции было непонятно. Услышали, как что-то грохнуло впереди. Артём посмотрел на меня.

— Марк, это явно взрыв. И ещё, я слышал вроде выстрелы. Так на грани слуха. Вроде, как пулемёт долбил.

— Это что, мать их, там война идёт? Твою дивизию, вот так встряли.

К нам на платформу залезли Василий и Стас.

— Что там происходит? — Спросил Василий. В этот момент донеслось эхо ещё одного взрыва.

— Там, похоже, война идёт. Артём говорит, что слышал звуки выстрелов. Я, правда, ничего такого не слышал. Только взрывы. Далеко. Вася, давай дрон.

Вскоре к станции отправился квадрокоптер. Видео с камеры дрона передавалось на планшетник оператора. Станция была больше похоже на сортировочную, чем на пассажирскую. На путях стояли товарные составы. Тут были с лесом, с углём, ещё с каким-то грузами. Были и составы из цистерн. Горело два последних крытых вагона одного из составов. Он как раз стоял толи на пятом, толи на шестом пути. В какой-то момент один из вагонов взорвался.

Ничего себе. Звук взрыва мы услышали. Но это ладно. Так тут на станции шла интенсивная стрельба. Увидели горевший по одну сторону от этого состава джип, Гелендваген. Метрах в двадцати от него