Хивинские походы русской армии - Михаил Терентьев
Шрифт:
Интервал:
— И кто же ныне, — говорил он, — берет на себя отречься от лица всего народа от подданства России? Ты ли, Джангазы? Но ты родился в России, от отца, который был не только подданным ее, а даже в службе императора, достиг звания майора и, только сделавшись преступником, постыдно бежал из Оренбурга от бесчестия и наказания.
В том же духе было сказано Рахман-Кулу, Юламан Тлянчику и Юсупу Сарымову, которым указано на их предков, присягавших в разное время России, указано на их собственное вероломство и измену.
— Слишком долго было бы, — прибавил в заключение Айтов, — обнаруживать клятвопреступничество прочих присутствующих; но молчание их служит лучше моих слов уликою. И вот кто созван теперь, чтобы подтвердить права хивинского хана! Не могу, однако же, скрыть особого презрения своего к двум лицам: к тебе, Каип-Гали, и к товарищу твоему Джангазы. Не стану исчислять тебе вероломства и предательства, заставившие тебя бежать из России; вспомните только, султаны, что предки ваши властвовали в этой Хиве, сидели на престоле того же хана, который вызвал вас ныне на рабское унижение и позорное клятвопреступничество в пользу незаконных притязаний своих.
Слова эти произвели сильное впечатление на присутствующих, и смущенный мехтер обратился к тляукабакцу Умер-Али, спрашивал его, что должен он сказать о решении собрания хану. Втайне преданный нам Умер-Али отвечал:
— Я и прежде говорил вам, что собрание это бесполезно, что бесславно Хиве, крамольничав против России, теперь, для примирения с нею и сохранения выгод своих, выставлять на жертву киргизов; слова мои оправдались, и позвольте нам, по крайней мере, не оставаться здесь долее.
Так кончилось собрание. Оно произвело весьма невыгодное для хана впечатление на киргизов, из коих многие после совещания старались сблизиться с Никифоровым и приобрести прощение России.[30]Что касается хана, то и после диспута Айтова он нисколько не делался сговорчивее; одно назначение в Хиву постоянного русского агента не встретило с его стороны препятствий, особенно когда он узнал, что должность эту будет исполнять мусульманин Айтов. Хан при этом изъявил только желание иметь и своих поверенных в Астрахани и Оренбурге, для защиты купцов по делам с таможнями, на притеснение которых он нередко жаловался.
После долгих совещаний в тайных собраниях у хана решено было наконец не давать Никифорову окончательного ответа, а отправить в Россию своих посланцев с другими, предлагаемыми ханом условиями. Вслед затем последовало всенародное объявление Диван-беги в караван-сарае о том, что хан не хочет слушать ни военного губернатора, ни агента.
После такого решения Никифоров счел за лучшее оставить Хиву, тем более что в последнее время с миссией все равно никто уже не хотел входить в сношения…
Таким образом, договора с Хивою заключить не удалось. Жалеть, однако, об этом нечего, так как Хива не считала никакие договоры ни во что! Тем не менее возложенную начальством на него задачу Никифоров не выполнил…
Прощание хана с агентом было довольно дружелюбно. При этом Никифоров сделал еще одно предложение: послать кого-либо из чиновников ханских в Россию для ознакомления с могуществом империи, ее войском и торговлею, на что Аллакул, однако же, не согласился, ответив: «Когда будем друзьями, то это сделаем».
Отпуская миссию, хан, по правилам восточной вежливости, одарил ее не только вещами, но и деньгами. Так, агенту были присланы в подарок аргамак, седло, парчевой халат и 200 тиллей; Айтову — аргамак, седло, парчевой халат и 150 тиллей, письмоводителю — 30 тиллей, двум топографам, пяти купцам и уряднику — по 10 тиллей, 10 казакам — 5 тиллей каждому и всем по халату. Считая к этому наем верблюдов для обратного следования миссии и кормовые деньги, получим, что все издержки хивинского правительства на содержание ее простирались до 1037 тиллей или до 4000 руб. сер.
27 октября миссия выступила в обратный путь. От Айбугира Никифоров с догнавшими его вновь назначенными посланцами Вуиз-Ниязом, Ишбай-Бабаевым, с 16 чел. свиты и 7 освобожденными пленными, направился через Устюрт к крепости Сарайчиковской, куда прибыл через 30 дней, 2 декабря.
Айтов остался в Хиве в качестве постоянного агента. Но не прошло и двух дней после отъезда миссии, как мехтер прислал сказать Айтову, что хан не изъявляет согласия на пребывание его в Хиве и даже не решается отпустить его в какое-либо другое владение, а просит отправиться в Россию. Айтов не нашел возможным долее оставаться в Хиве и, нагнав миссию на Айбугире, направился оттуда, вместе с топографом, по западному берегу Арала и далее через Чушка-Куль к Оренбургу, куда и прибыл 11 декабря. Таким образом, посольство Никифорова не достигло ни одной из предположенных целей.
Огорченный неудачей, истомленный недугом, Никифоров, возвратясь в Оренбург и не застав там Перовского, был вытребован в С.-Петербург для личного доклада о своем поручении, но на дороге, в одном селе Симбирской губернии, под Сызранью, заехал к матери, слег в постель и после двухнедельной болезни скончался 27 января от разрыва сердца. Бумаги его опечатали, но никакого толку не добились: покойный дневника не вел, писал карандашом какие-то заметки на клочках бумаги, да и то шифром… Так бесплодно и бесполезно погибли все надежды Перовского на этого человека!
Хан Аллакул, прекратив все сношения с Никифоровым, оставил таким образом нерешенными вопросы о разграничении и торговый — единственные, из-за которых было послано посольство. Не желая, однако же, разрыва с Россией, он отправил с Никифоровым своего посланца Вуиз-Ниязбая, который и прибыл со свитою из 16 человек в Оренбург 12 декабря 1841 г., а 19 февраля 1842 г. отправлен с 4 человеками свиты в Петербург для представления Государю письма хана.
В письме этом хан уверял «хорошего и доброго своего друга, верного и старинного своего приятеля, что подданные наши, вкушая в тишине плоды древа нашего правосудия, наслаждаются в саду наших щедрот и милостей истинным счастием»… что поэтому «на зеркале нашего сердца не видно пыли неудовольствия или смущения, и нет в нем никаких мрачных отражений», что «постоянное желание нашего сердца состояло в том, чтобы Хива и Россия по прежнему (sic) составляли один народ и одно царство»… «что ныне, благодаря Создателя, это чистое желание наше исполнилось, так как со стороны самодержавного прибежища правосудия к нам прибыл, на правах посла, высокостепенный капитан Никифоров, доставивший через наших придворных присланное с ним дружественное письмо, каждое слово которого выражало дружбу, а каждая буква взаимную приязнь». 10 марта посол прибыл в Петербург, был представлен ко Двору, но оказалось, что он никаких полномочий не имел для ведения переговоров, а потому 9 мая его отправили в обратный путь, со щедрыми подарками, с грамотою от Государя к хану. С послом отправлен был состоявший при Перовском для поручений кавалерийский подполковник Данилевский, на которого и возложено было окончить так неудачно начатые Никифоровым переговоры.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!