Жужжащие. Естественная история пчёл - Тор Хэнсон

Ежегодно около 2000 членов Общества природоохранной биологии собираются на пятидневную конференцию, где они общаются, делятся своими открытиями и обсуждают сложности, с которыми приходится сталкиваться в ходе изучения и охраны исчезающих видов и ландшафтов. Место проведения съезда меняется каждый год, но вся ирония состоит в том, что даже в самых экзотических местах заседания проводятся в закрытых помещениях — душных залах, а это последнее место, где хотели бы находиться ученые, привыкшие работать в полевых условиях. Спустя пару дней они уже сидят как на иголках, так что нет ничего необычного в том, если увидите группы людей, набивающихся в арендованные машины и направляющихся к ближайшему национальному парку. Хотя иногда самое интересное можно увидеть и из окна конференц-зала. Несколько лет назад конференция проходила в Университете Нельсона Манделы в пригороде Порт-Элизабет (ЮАР). Не считая группу основных зданий, бóльшая часть территории в 830 га, отведенных под учебный кампус, расположена среди нетронутого финбоша (что на языке африкаанс означает «мелкий кустарник») — особой жестколистной растительности, характерной для юга Африки. Шел второй день конференции, и я, после своего доклада и ответов на вопросы, глазел в окно в ожидании следующего заседания. Издали финбош выглядел довольно невзрачной, выжженной на солнце, обширной холмистой пустошью. Но вскоре я начал замечать небольшие цветные вкрапления, разбросанные там и тут среди зелени. Финбош был в цвету, и я внезапно осознал, что оказался в нужном месте и в нужное время, чтобы увидеть нечто особенное. Извинившись, я тут же выскочил наружу. Если бы кто-то в этот момент посмотрел в окно, то увидел бы, как я исчезаю среди кустов в поисках самого главного, на чем зиждутся отношения между пчелами и человеком.

Чтобы найти пчел, много времени не понадобилось. На розовых, напоминающих флоксы цветках неизвестного мне кустарника я обнаружил группу насекомых как раз того вида, который и ожидал встретить. Для меня, прибывшего сюда из Северной Америки, это зрелище само по себе было редким удовольствием: медоносные пчелы в своей естественной среде обитания. Дома я не мог не испытывать противоречивых чувств в отношении этих удивительных созданий, когда интерес к их биологии омрачался знанием об их негативном воздействии на местные виды[114]. По некоторым оценкам, медоносные пчелы из отдельно взятого домашнего улья потребляют столько нектара и пыльцы, сколько хватило бы для обеспечения 100 000 гнездовых ячеек листорезов, роющих, земляных или других местных пчел. Но здесь медоносные пчелы были как раз там, где им самое место, летая туда-сюда на фоне того засушливого африканского ландшафта, где зародились виды Apis и наш собственный вид тоже. Я наблюдал, как они потягивают нектар, порой по двое сидя на цветке, а затем попытался проследовать за некоторыми после того, как они снимались с цветка, чтобы проверить, удастся ли проследить за ними до их гнезда. Но все оказалось тщетно: после нескольких шагов я всякий раз терял их след среди густых кустарников. Тогда я присел и, прислушиваясь, стал ждать, надеясь на помощь одного существа.

Если бы я писал роман, то далее сказал бы, что в следующий момент светло-бурая птичка размером с дрозда села на ближайший сучок и беспокойно защебетала, стараясь привлечь мое внимание. Затем я бы описал, как последовал за этой птицей, которая скакала по веткам, перелетая с одной на другую, чтобы через заросли колючих кустарников вывести меня прямо к жужжащему пчелиному жилищу. К сожалению, ничего такого не произошло, но, как это ни удивительно, все могло быть на самом деле именно так. Большой медоуказчик получил свое название как раз за такое поведение — он приводит людей к пчелиным гнездам, оживленно прыгая и хлопая крыльями, с неустанными криками, которые в книгах о птицах описываются как «ке-ке-ке-ке-ке-ке-ке!!!». Птичка эта широко распространена на всей территории Африки к югу от Сахары, и, где бы ее ни обнаруживали, местные охотники за медом научились пользоваться ее уникальными способностями.

В одной работе говорится о том, что следование за медоуказчиками повышало частоту обнаружения ульев почти в шесть раз: птицы неизменно приводили охотников за медом к гнездам пчел, даже более крупным и богатым медом, чем те, что они находили самостоятельно. После обнаружения и разорения пчелиного гнезда людьми медоуказчик тоже оказывался в выигрыше, пируя тем, что осталось. Благодаря такой диете у птиц развилась уникальная способность переваривать пчелиный воск. Как отметил один из первых европейцев, которым довелось это наблюдать, люди, как правило, благодарили своих пернатых помощников заслуженным вознаграждением в виде пчелиных сот: «Охотники за медом непременно оставляли своему проводнику небольшую порцию, правда, старались, чтобы ее хватало лишь для утоления голода. Такая скупость только разжигала аппетит, вынуждая птиц выдать местоположение другого пчелиного гнезда в надежде на дополнительное вознаграждение»[115]. Хотя в тот день ни один медоуказчик не материализовался, чтобы провести меня через финбош, подобное поведение этих птиц наблюдается повсюду и хорошо известно орнитологам, а также увековечено в примечательном научном названии этого вида: Indicator indicator.