Кто ты, Гертруда? - Лиза Ахси

Стоит ли говорить, что сюрприз удался? Все были счастливы, были вместе. В квартире тогда находилось человек двадцать из их театра. Творческие люди умело веселились, танцевали, пили и пели. Наутро самым бодрым и веселым человеком была Эл. Остальным первая «елка» далась нечеловеческими усилиями.

На улице было по-прежнему холодно, до театра ходили по снежным тоннелям. Это были уже не сугробы, а ледяные улочки, не хватало только указателей. Как-то Эл, ташкентский ребенок, не привыкший, к такому количеству снега, захотела упасть в сугроб. Спросила маму, она разрешила. Эл набралась храбрости и попыталась упасть на спину, в самую высокую снежную кучу, но так и осталась стоять на ногах, потому что снег, уже давно превратился в лед.

Это была замечательная поездка. Такая запоминается на всю жизнь. Потом Эл с мамой почти каждый день ходили в театр к отцу на спектакли. К концу зимних каникул, Эл знала сказку наизусть. Знала всех актеров. Знала все закоулки в театре. Когда пришло, время уезжать, было невыносимо грустно. Правда, как сейчас помнилось Эл, отец вернулся в Ташкент уже весной, насовсем. Они опять были вместе!

В таком полусне, полузабытьи Эл пролежала еще какое-то время, потом взглянула на часы, и решила, что пора вставать. Она вышла на кухню. Зои нигде не было. «Спит еще, наверное,», решила Эл. Тихо сделала себе кофе и вышла на крыльцо. Каково же было ее изумление, когда во дворике, в гамаке, она увидела спящего Ричарда, свернувшегося калачом.

«Очень интересно!» – подумала Эл, и тихо присела на ступеньку.

«Что он здесь делает? Теперь, я начинаю догадываться, почему Зоя назвала его “странным”», – думала Эл, стараясь не разбудить Ричарда. Может быть, залаявшая на улице собака, может крик ее хозяина, в ответ, потревожили сон Ричарда, и он открыл глаза, улыбнувшись Эл.

– Доброе утро, Герти!

– Доброе, что ты здесь делаешь?

– Я здесь сплю, – ответил Ричард.

– Почему здесь?

– Так карта вчера легла, – в ответ сказал он, ловко вскочив с гамака. Он подошел к крыльцу и присел рядом с Эл.

– Какая карта? Что ты имеешь в виду?

– Конечно, звездная, – сказал Ричард, и бесцеремонно отпил кофе, из чашки Эл.

– И часто ты по звездам свои планы строишь? – Эл не переставала ему удивляться.

– По-разному, когда как, – продолжал, нисколько не смущаясь, Ричард.

Эл отчетливо ощутила запах перегара.

– Хорошо погулял вчера? – спросила она.

– Бывало и лучше, – был ответ.

– Понятно. И часто, ты, у Зои здесь ночуешь?

– Поверишь, в первый раз?

– Понравилось?

– Нет. Я любитель комфорта, а гамак – это Прокрустово ложе, ни дать, ни взять.

– Понятно, – ответила Эл, представив, что в гамаке, действительно, должно быть, неудобно спать.

Ричард сделал еще один глоток из ее чашки.

– Сегодня на обед, жду тебя в «Алоха!», будет обалденный шашлык из баранины и овощи на гриле – сказал он, вставая, зевая и потягиваясь, – я угощаю.

– Ух, ты! Заманчиво, – ответила Эл, – но, спасибо, нет.

Ричард остановился на дорожке, ведущей к калитке, и, обернувшись, спросил «Почему»? Эл подбирала слова.

– Ты же не из кривляк, как я понял? Почему отказываешься?

– Что это значит? – не поняла его слова Эл.

– Это значит, что я «просто» хочу угостить тебя обедом. И не надо гонять разные мысли, типа «Почему»? Просто хочу угостить тебя.

– Тут «сорока на хвосте принесла», что ты местный Дон Жуан, – сказала Эл, с интересом наблюдая за его реакцией.

– Ах, это! – улыбнулся Ричард, – а может пора уже стать большой девочкой, и делать свои выводы о людях, а не слушать «сорок»?

Эл понравился его ответ.

– Предупрежден – значит, вооружен, – сказала она.

– Тем более, значит, ты будешь, начеку. Жду, приходи! – сказал Ричард, и вышел, закрыв за собой калитку. Послышался шум включенного мотора, и через несколько мгновений, его автомобиль, промелькнув в прорехах забора, поднимая пыль, скрылся за поворотом.

«Что это было»? – думала Эл, возвращаясь в дом.

«Не знаю, как насчет “ловеласа”, но то, что он “большой оригинал” – это точно».

Эл прошла в душ, и только сейчас, увидев себя в зеркале, поняла, что остатки синяка, не могли быть не замечены Ричардом.

«Люблю деликатных людей», – подумала Эл, входя в душевую кабину.

Эл опять вспомнила отца. Деликатней мужчины ей не доводилось еще встречать. Папа был деликатен со всеми людьми, а с женщинами еще и галантен, и предупредителен. «Редкие мужские качества» – думала Эл, «но все они были собраны в ее отце».

Как странно, судя по немногим рассказам папы о детстве, бабушка не отличалась «показным чадолюбием», со своими пацанами никогда не сюсюкала, была скупа на ласку. Правда, «перегрызла бы горло любому», кто попытался бы навредить ее сыновьям. Они были сытыми, насколько могли быть сытыми, послевоенные дети, которых женщина растила одна. Ухоженными и неплохо одетыми, бабушка прекрасно шила и вязала. Но вряд ли она буквально, занималась их воспитанием, вряд ли велись разговоры о том, каким должен быть мужчина, и, что включают в себя понятия «интеллигент и джентльмен». Примера отца у них тоже не было «перед глазами». Эл считала, что, когда дети растут в такой атмосфере, когда отсутствуют естественные проявления чувств, между матерью и ребенком, когда нет тактильного контакта по десять раз на дню, человек вырастает «недолюбленным». Именно, в этом видела Эл проблемы многих взрослых людей, потому что считала, что все должно быть так, как было у нее в семье, в ее детстве. Львиную долю взяла на себя мама, не скупясь на проявления любви к дочери, отец был более сдержан, хотя Эл было достаточно одного взгляда в его синие глаза, чтобы почувствовать беспредельную любовь.

Глаза отца. Они тоже были особенными, потому что меняли свой цвет, в зависимости от папиного настроения и состояния души. Чаще они были зеленые, иногда голубые, когда он был мрачен – серыми, но, когда он с любовью смотрел на Эл, его глаза были небесно-синего цвета. Отец был и остается мужским идеалом для Эл. И как он сумел стать тем, кем он стал, таким, каким он стал, чувствительным и нежным, чутким и заботливым, с такой матерью, как бабушка Наташа? И почему, и в какой момент, рахитичный мальчик, из более чем, простой, неполной семьи решил, во что бы то ни стало, уехать из своего поселка, в столицу, в Ташкент и стать театральным режиссером, красавцем и умницей? И как ему хватило, знаний, таланта и еще неизвестно чего, воплотить все свои детские мечты?

А мама? Девочка из такой же простой семьи, где отец был жестянщиком на базаре, а мать домохозяйкой, так как растила шестерых детей? Сомнительно, что у бабушки Полины хватало времени уделять внимание каждому ребенку. Всех надо было накормить, обстирать, убрать за всеми. Она тоже была прекрасной хозяйкой, но вряд ли ее дочь, могла прийти к ней и решиться сказать, что хочет быть актрисой, ни больше, ни меньше. Мама была умной девочкой, хорошо училась, много читала и прекрасно понимала, что, скорее всего, ее родители не поддержат ее выбор, что не помешало маме записаться в театральную студию, и уже там окончательно убедиться в своем желании, стать актрисой, а по окончании школы, также, как и отцу, воплотить его в жизнь. Отчасти, мама тоже была «недолюбленной», может, поэтому они с отцом стали так близки. Родство душ. Схожесть сценариев детства, увлеченность, по сути одним делом, театром, и творческое начало их личностей, сделали их союз гармоничным, интересным и крепким, а появление Эл в их жизни, еще больше связало этих прекрасных, незаурядных людей. «Гвозди бы делать из этих людей, не было б крепче в мире гвоздей» вспомнились Эл известные строки.