Октавиус - Эрнест Марцелл

Сверху доносился топот ног, крики, свистки, ударила рында – по всей видимости, мы должны были вот-вот отойти, как вдруг в каюту быстро вошел Ситтон. Как капитан он хорошо знал положение вещей – и, судя по его лицу, встревожен был не на шутку.

– Сэр, – сказал он спокойным тоном. – Вам нужно подняться наверх. У нас возникли проблемы.

Накинув плащ, я поднялся на палубу. Над Ливерпулем стояла глухая, ненастная ночь – шторм порывами бросал в лицо колкий дождь, сердитые волны белыми гребнями виднелись во мраке, насколько хватало глаз. «Октавиус», скрипя, раскачивался возле докового причала, ветер свистел в снастях, звенели в темноте цепи и ванты, кряхтели швартовочные канаты.

– Что случилось? – спросил я, встав у фальшборта, поежившись и поплотнее запахнувшись.

– Смотрите на выход из дока. Видите: на рейде огни в миле от нас, – сказал Ситтон, указывая рукой в непроглядный мрак. – Вон там, левее маяка. Это каперское судно – оно только что вошло на рейд и, возможно, просто встало на якорь…

– Дьявол их только принес! – процедил сквозь зубы я, схватившись руками за перила и вглядываясь вдаль. – Отходим все равно…

Я вполне разделял тревогу Ситтона – хоть «Октавиус» и ходил под британским флагом, однако доверия к каперам не было ни у капитана, ни у меня. Если они заподозрили в нас контрабандистов – то вполне могли взять нас на примету. Пока мы были в гавани – мы были в безопасности, но если мы выйдем, то они вполне могут увязаться за нами и тащиться до самых нейтральных вод.

Ожидать же от них можно было всякого – достаточно вспомнить некогда стоящего на страже рубежей Англии легендарного Вильяма Кидда.

Я развернулся и спустился обратно в каюту. В самом появлении каперов особой угрозы я не видел, но осторожность соблюдать было все же нужно. «Октавиус» отошел от причала, и я уже через несколько минут, когда корабль вышел на рейд, пожалел о своем решении: судно начало сильно валять, и я понял, что морская болезнь – весьма заразная штука, однако деваться было уже некуда, и я принял этот нелегкий жребий. Через полчаса стало совсем невыносимо, и я забрался в гамак, чтобы хоть как-то унять эту беду. Судно бросило якорь, и Ситтон приказал зажечь стояночные огни. Я же, вручив ему все дела, полностью отрешился от всего на свете. Голова у меня кружилась, тошнота подкатывала к горлу – мне казалось, что я попал в ад или заболел каким-то жутким видом лихорадки. Я стал ненавидеть море и все, что с ним было связано, даже воду. Войдя в мое положение, судовой врач Стивен Ингер принес мне какое-то снадобье, и я скоро вырубился мертвым сном. Однако всю ночь меня преследовали худшие из дьяволов и один сон был кошмарнее другого…

Утром я встал совершенно разбитый – ночная качка доконала меня совершенно, и я только и мечтал поскорее выбраться на берег. Однако крепкий кофе и пара вареных яиц приободрили меня настолько, что я уже нашел в себе силы выбраться на палубу. Шторм ушел, но все показывало, что к ночи ненастье повториться вновь. Проклятье – завтра у меня свадьба, и эту ночь мне придется провести на берегу, дабы не приползти на церемонию жалкой развалиной. Ситтон не обманул моих ожиданий, и я вполне мог покинуть корабль на пару дней, полностью вверив ему свое имущество. На берег я решил сойти ближе к вечеру, а сейчас, ожидая важного гостя, стал рассматривать в подзорную трубу подозрительного капера, все еще стоявшего на рейде и, судя по всему, не собиравшегося в ближайшее время покинуть стоянку. Это был десятипушечный шлюп с косым вооружением, судно весьма быстроходное и маневренное. Оно не имело достаточной мощи, дабы вести равный бой с тридцатипушечным фрегатом, но для торгового судна представляло существенную угрозу. В трубу я мог различить мелькавшие на его борту силуэты людей – и предположил, что там было по меньшей мере человек пятьдесят. Стоял он к нам бортом на расстоянии трех кабельтовых, и похоже, что нарочно подошел к нам поближе. Я нутром чувствовал, что там обратили внимание на нашу шхуну, и хотя до сих пор они не подавали никаких тревожных признаков, такое соседство был крайне неприятным. Ситтон посоветовал сохранять невозмутимость, стоя на месте, но почаще посматривать на них.

Син Бен У прибыл ко мне на борт около полудня. Одетый в яркие национальные одежды, низкорослый, круглый как шар, с короткими конечностями, этот человек являл собой наглядную картину, выражающую весь облик чиновничьего аппарата Поднебесной. С круглого, плоского словно блин лица его, между густыми бровями и кисельно висящими щеками, смотрела пара хитрых глаз-щелочек. На губах постоянно играла сладкая улыбка, пухлые кисти рук беспрестанно перебирали короткими пальцами нефритовые четки. Говорил он тихим, дружелюбным голосом, демонстрируя неимоверную любовь ко всему вокруг, так что иной раз даже сам дьявол не смог бы определить, врет ли он или говорит правду. Однако последнее заботило меня меньше всего. За экспорт своих товаров в наглухо закрытом Китае тамошние производители, равно как и плантаторы, готовы были целовать его кривые ноги, так что, попытавшись как-либо навредить мне, он прежде всего остался бы в проигрыше сам. Так что я мог без опаски полагаться на него. Это он доказал сразу же, как только, пыхтя и отдуваясь, с трудом поднялся по трапу на борт «Октавиуса».

– Здравствуйте, господин, – сказал он, как он всегда приветствовал меня (верх его круглой шапочки едва доходил до моего плеча). – Документ прибыл. Теперь дело только в вас.

С этими словами он вручил мне перевязанный тесьмой свиток.

– За каким-то дьяволом к нам подошел капер, – сказал я, показывая на подозрительный шлюп. – Еще вечером они стояли там. А ночью вдруг подошли почти вплотную…

В ответ он захохотал, сотрясаясь всем своим жирным телом:

– Не бойтесь, господин. Это действительно каперское судно, «Тис Шарк». И капитан его Гарри Хапенсот – мой старый приятель. Вчера он зашел на стоянку, пополнить запасы и провиант. Я очень рад был встретить старого знакомого на берегу – он выразил желание проводить нас до нейтральных вод, и я с радостью ответил ему согласием.

С этими словами он проворно пробежал на бак и, вытащив свой пестрый платок, помахал им, развернув по ветру. В ответ с борта капера блеснул огонь и прогремел выстрел погонной пушки.

– Видите, – с усмешкой сказал мне китаец. – Так что можете быть совершенно спокойны. С ними у нас не будет никаких неприятностей. Меня лишь интересует, на какой день вы запланировали отход. Завтра ведь у вас свадьба?

– Совершенно верно, – ответил я. – Поэтому отчаливать я планирую послезавтра в два часа после полудня, в первый же день после свадьбы. Мы проведем на судне наш медовый месяц.

Я планировал свадебное путешествие с Элизабет еще очень давно, задолго даже до заключения своего пари. Оно должно было быть неимоверно роскошным, с остановкой в лучших местах Европы. Однако вышеупомянутая сделка подвернулась так неожиданно, что совершено нарушила все мои планы, но отказаться от нее было бы равносильно безумию. Когда еще мне подвернулся бы шанс разом загрести столько дефицитного товара практически даром, не соприкасаясь с монополистическими ценами, установленных Пекином? Я объявил Элизабет о том, что наше путешествие придется на некоторое время отложить, предъявив ей существенные мотивы для этого. Ответ ее был совершенно неожиданным – она захотела ехать со мной, заявив, что это первое плавание на «Октавиусе» и будет нашим свадебным путешествием. Я не хотел брать ее с собой, но рассказы о трудностях и опасностях в пути не смутили ее и Элизабет была непреклонна. Я твёрдо сказал, что не возьму на борт больше ни одной женщины кроме неё, но она сказала, что и сама вполне сумеет позаботиться о себе. Даже сам Рональд Блейк не смог повлиять на дочь, и мне, скрепя сердце, пришлось взять ее с собой, отчего она пришла в полный восторг, так как с детства, наслушавшись всяких сказок о диковинной Поднебесной, мечтала там побывать…