Не та игра - Алексей Михайлов

Телефон замолчал. Можно было бы предположить, что внезапно оборвалась связь, но Максим знал, что Саша лихорадочно соображает. И дал ему возможность все хорошенько обдумать. На другом конце линии эксперт прикидывал объем внезапно навалившейся на него работы, которую, судя по всему, все равно придется делать срочно. В таких условиях предложение об избавлении от одного из заданий, да еще и магарыч выглядели более чем приемлемыми. Тем более, что в эту субботу он все равно дежурил.

—Хорошо,— наконец выдавил Саша,— давай так и сделаем. Только вместо коньяка — банка кофе, пачка сахара и вафельный тортик!

—Спасибо!— воскликнул Макс, удовлетворенный тем, что его нехитрый план сработал. Непьющий Саша Лупанов воспользовался предоставленной ему возможностью поторговаться и почувствовать себя в сложившейся ситуации победителем. Ну, или не проигравшим. Проигравшим здесь выглядел Максим, которому придется и работать, и еще потратиться.

Вообще, таких людей, как Саша Лупанов в России не много. И дело здесь не в его врожденной деликатности и обстоятельности. Этим-то как раз никого особо не удивишь, тем более за пределами органов внутренних дел. По каким-то совершенно необъяснимым причинам Саша не употреблял спиртное. И, разумеется, оставался не до конца понятым сослуживцами. Не потому, что эти сослуживцы много пьют, хотя до сих пор встречаются и такие, а потому, что они могут позволить себе выпить. Иногда даже и лишнего, но всегда по поводу. И, как правило, во внеслужебное время.

Не понятно, тяготился ли Саша Лупанов этой своей особенностью, которая, в общем-то, была великим благом. Но определенный дискомфорт он, очевидно, испытывал. Впервые он его ощутил, когда после армии устроился работать в отдел молодым специалистом. По давней традиции ему следовало проставиться. Угостить коллектив в честь трудоустройства и в ходе пира установить со всеми приятельские отношения. Именно на этом ритуале и выяснилось, что Саша не пьёт. Коллектив ответил на это недоумением, непониманием, неприятием и интересом. Со временем эти чувства переросли в сожаление, непонимание, частичное приятие и иронию. Но эта трансформация заняла годы. Все это время Саша старался стойко переносить укоры со стороны коллег, возникающие каждый раз, когда появлялся тот самый повод.

И в прошлом году, когда эксперту предстояло выполнить еще один полицейский ритуал — представиться в связи с получением очередного специального звания «капитан полиции», один оперативный уполномоченный поставил ультиматум. Или Саша соблюдает все негласные правила органов внутренних дел, опустошив великолепный стакан дизайна Веры Мухиной, наполненный до краев чуть теплой владимирской водкой, и водружает спрятанные на его дне капитанское звездочки себе на плечи, или он будет называть Лупанова «хер капитан». И этот оборот не предполагал перевода, поскольку уже был представлен тонкой игрой русских слов, при быстром произнесении которых складывалось неверное впечатление об их германском происхождении. Саша тогда отреагировал невнятно, возможно не до конца разобравшись в семантике выражения. И вот уже целый год он носит обидное прозвище «хер капитан», которое его коллеги пытаются произнести максимально по-русски, неприлично долго растягивая букву «х». Правда, из уважения к старому эксперту этим прозвищем его награждают за глаза. Все, кроме того самого опера.

Помимо Лупанова в отделе было еще двое непьющих сотрудников. Но, в отличие от эксперта, они были закодированы. Отношение коллектива к ним строилось на сочувствии, сожалении, жалости и понимании. И никто их не упрекал, что, дескать, даже Максик на празднике и то пьёт водку.

На самом деле пример Максика был довольно показательным. Макс не был большим любителем спиртного. Даже наоборот, он пил крайне редко. И не более трех стопочек под хорошую закуску. Состояние сильного опьянения и тем более похмелья ему категорически не нравилось еще с курсантских времен, когда они взводом решили что-то отпраздновать. Тогда Максим, впервые познакомившись со спиртным, прочувствовал все последствия его потребления, в том числе чувство невероятного стыда. С тех пор он соглашался выпить только в тех случаях, когда этого требовали негласные социальные правила. Например, на день полиции. А небезызвестная длительная беседа в обнимку со своим непосредственным руководителем в самом начале его карьеры естественным образом ограничила Максима в представлениях об объемах потребляемого спиртного. В этом вопросе он доверился тому самому оперу, что подарил Саше Лупанову обидное прозвище. Правильно оценив позицию Максима насчет спиртного, он безапелляционно выдал старинную поговорку «Даже в поганой хате по три пьют», предопределив для Максима и объем потребляемого за раз спиртного. И этот подход его всегда выручал.

Но сейчас, в этот самый момент, после такого удивительного дня, под впечатлением невероятной истории и давлением жуткой усталости, Макс впервые в жизни остро ощутил потребность выпить. Нужно было снять напряжение. Он достал початую бутылку водки, томившуюся в холодильнике аж с 23-го февраля, когда ее принесла любовница к запланированному ей борщу, чтобы придать их встрече ненавязчиво романтический оттенок.

Водка, дорвавшаяся до свободы спустя месяцы томления в холодильнике, с громким бульканьем вываливалась в слегка удивленный чайный стакан. Максим еле сдержал ее на объеме в сто грамм. Выпил, закусив кусочком черного хлеба, слегка приправленного майонезом, залез под одеяло и тут же уснул.

Ему снился Коля Герасимов, который пытался всучить ему медальон под номером 9 со звездой, серпом и молотом. «Времени нет,— говорил Коля,— а путешествий тем более». Во сне Максим ощутил невероятное успокоение, будто бы не было последней недели и всех этих странностей. Не было этой безумной игры по чужим правилам. Будто никто не взваливал на него задачу разобраться с загадкой планетарного масштаба. Словно он обычный маленький участковый в провинциальном городишке, где никогда ничего не происходит. Но сны частенько бывают гуманнее реальности.

С утра у Максима было много дел. В первую очередь, он истребовал в дежурной части автомобиль для поездки на полигон. Дежурный по отделу никогда не слышал такой уверенности в голосе Макса. Поэтому ни на секунду не засомневался в том, что сам Накаряков поручил взять дежурную «буханку», чтобы съездить на полигон и закрыть проверочные материалы.

Затем Макс подготовил все необходимые документы для Лупанова и передал ему для экспертизы объяснение Лидии Ивановны, соврав, что оно пришло по почте и нужно проверить его подлинность. Самое неприятное для эксперта он припас напоследок.

—Нужно не только почерк проверить, но и пальчики поискать,— как бы между делом сказал он.

—Что, надо две экспертизы сделать?— разочаровано проныл эксперт, осознав, что его все-таки обвели вокруг пальца.— К обеду?

—Да,— с сочувственной миной промычал Макс,— требуют…

«Чтобы я еще раз согласился работать в выходной…» — корил себя Лупанов, раскладывая дары Максима на столе. Кроме выторгованных им кофе, сахара и вафельного тортика среди постановлений о назначении экспертизы и сопутствующих им документов, показалась небольшая коробочка довольно приличного шоколада. Максим прозорливо вложил ее среди бумаг. Эта шоколадка могла быть использована по-разному. Её можно было съесть за кофе и тем самым продлить на день, а то и на два реабилитацию от внезапной переработки при довольно унизительных обстоятельствах. Или можно было, прихватив шоколадку в качестве угощения, совершить визит в кабинет инспектора по статистической работе капитана полиции Евсеевой, к которой эксперт Лупанов испытывал не совсем ясные для себя, но вполне очевидные для всех окружающих теплые чувства. Шоколадка в этом плане была многофункциональным подкатом. Те же самые мысли промелькнули в голове у эксперта, и он, не переставая ворчать, выдал Максиму металлоискатель и краткие инструкции по его использованию.