Шипы близкой дружбы - Наталия Антонова

– Мне всё равно. Ты же знаешь, что я всеядная.

– Очень удобная жена, – проговорил Морис с непроницаемым лицом.

Мирослава никак не отреагировала, и тут раздался звонок стационарного телефона из приёмной. Морис быстро поднялся и исчез за дверью. Через минуту он появился снова и проинформировал Мирославу:

– Вегетарианский ужин отменяется.

– Что так? – спросила она. – Неужели нам кто-то прислал в подарок гуся или индейку?

– Смейтесь, смейтесь, – сказал Морис, – звонил Наполеонов.

– О! И собирается приехать к нам вечером.

– Как вы догадливы, – с иронией в голосе проговорил он.

– Что ж, придётся тебе и впрямь жарить гуся, – хмыкнула она.

– Курицу! – отрезал Морис и исчез.

– Я бы ни за что не стала заморачиваться, – проговорила Мирослава в пустой комнате и сладко потянулась всем телом.

Тут она вспомнила, что давно не видела своего кота, и поспешила выйти в сад.

Дона она нашла возле пруда. Кот сидел на большом камне, покрытом с одной стороны мхом, и не сводил с воды глаз. Таким образом он высматривал лягушек и прислушивался к их серенадам. Лягушки побаивались кота и никогда не подпускали его близко. Несмотря на неслышное для человеческого слуха касание кошачьих лап к траве и земле, квакушки сразу же прыгали в воду. Дона это лягушачье недоверие обижало. Ведь он никогда не трогал их, даже не делал попыток поймать. Эти неразумные земноводные не понимали, что если бы он захотел, то нашёл бы способ выследить зазевавшуюся лягушку и схватить её. Но нет! Эти лягушачьи царевны и принцы в грош не ставили его миролюбие. Вот и приходилось Дону любоваться ими с высоты лежащего недалеко от озера камня.

– Сидишь? – спросила Мирослава.

– Ур…

– Я тоже посижу. – Мирослава присела на скамью, стоящую на берегу. – Прекрасный вид, – сказала она коту, – не правда ли, сударь?

– Мр, – ответил Дон, спрыгнул с камня, забрался на скамью, встал на задние лапы и ткнулся мокрым носом в щёку хозяйки.

– Я тоже очень люблю тебя, – сказала она.

Кот лёг рядом, и они стали вдвоём смотреть на лягушек и слушать их любовные излияния.

Стояли одни из самых длинных дней в году. Поэтому, несмотря на то что было почти восемь вечера, Гелиос не спешил гнать свою колесницу на запад, и солнце щедро поливало мир своими яркими лучами.

* * *

Весна постепенно входила в свою лучшую пору – пору пышного цветения. Дикие яблони и груши, словно девушки перед венчанием, стояли в своих белых и бело-розовых нарядах и затаённо улыбались, глядя вслед пролетающим по шоссе автомобилям.

Белая «Лада Калина» Наполеонова не была исключением. И хотя следователь на белой «Ладе Калине» мало похож на принца на белом коне, кто знает, о чём думают деревья в пору цветения. Разве и они не могут грезить и мечтать совсем как люди…

Древние люди, жившие и творившие в пору античности, были намного ближе к природе и мудрее. Им был понятен язык зверей, птиц, деревьев и даже камней.

Мирослава Волгина, подруга детства Наполеонова, недалеко от них ушла. По крайней мере, Шуре иногда казалось, что с ней разговаривают не только свидетели, которые напрочь отказывались доверять секреты официальному следствию, но и предметы, те же деревья и камни. Несмотря на то что она ссылалась на интуицию, Шура иногда подозревал её чуть ли не в шаманстве.

После того как он поделился своими догадками с Морисом Миндаугасом, тот долго хохотал, не обращая внимания на обиженное выражение лица друга. А потом сказал, что ни разу не видел, чтобы Мирослава жгла костры в саду или бегала по дому с бубном.

– Не об этом речь! – нетерпеливо воскликнул Наполеонов.

Морис перестал улыбаться и проговорил серьёзно:

– Я понял тебя. В чём-то ты, конечно, прав. Но, по-моему, это не колдовство, а глубокое понимание природы и умение проникнуть в суть вещей. У неё очень тонко настроенная нервная система.

– Ага, – пробурчал Наполеонов, – нервы у неё как канаты! Если тебе потребуется прихлопнуть муху-террористку, смело можешь обращаться к Мирославе, она, почти не глядя, попадёт ей в глаз с трёхсот метров.

– Но ведь у неё есть на груди след от пули, – тихо напомнил Морис, вспомнив шрам, который поразил его настолько, что, увидев впервые, он не мог оторвать глаз от груди Мирославы, забыв обо всех правилах приличия. А она стояла возле бассейна в своём купальнике цвета морской волны и иронично кривила губы, не делая ему замечания. А потом вдруг спросила:

– Что, так впечатлила моя грудь?

Морис смутился и покраснел до самых корней волос.

– Простите, пожалуйста.

Она весело расхохоталась и, сказав «Проехали», спихнула его в бассейн. И он рухнул в воду, не успев даже руками взмахнуть.

– Молодая была, неопытная, – проговорил между тем Наполеонов, – теперь оборзела.

– Ты хотел сказать, забронзовела, – поправил его Морис.

– И это тоже, – согласился Шура.

Наполеонов смотрел на остающиеся позади деревья, и ему казалось, что они выбегают к краю дороги специально, чтобы взглянуть на него и помахать ему вслед белыми рукавами своих усыпанных цветами веток.

Подъехав к забору, за которым скрывался коттедж Мирославы, Шура нажал на клаксон. После второго гудка ворота разъехались, и он въехал на подъездную дорожку. Наполеонов догадался, что Морис на кухне, а Мирослава где-нибудь ленится. Он завёл машину в гараж и, войдя в дом, первым делом заглянул на кухню. Как он и ожидал, Морис был там.

– Привет! Вкусно пахнет!

– Придётся ещё немного подождать. Ты поздно позвонил, – ответил Морис.

– Не думал, что смогу сегодня приехать.

– В общем-то, ничего страшного, так как мы тоже были заняты и навряд ли я бы смог приступить к готовке раньше.

– Новый клиент? – полюбопытствовал Шура.

– Типа того, – неопределённо отозвался Морис.

– А где Слава?

– Где-то в саду.

– Я в душ.

– Угу. – Морис снова повернулся лицом к плите.

Мирослава появилась на кухне тогда, когда Шура уже сидел там на диване, завернувшись в её халат, который доходил ему до пят.

– Опять мой халат стащил, поросёнок, – с ходу укорила она его.

– До своего я не дошёл, – отозвался он.

На втором этаже у него была своя комната, которая и называлась Шуриной. Там было всё, что нужно человеку в повседневной жизни, в том числе и его собственный халат. Но Шура поленился и воспользовался ванной комнатой, расположенной на первом этаже. А там висели халаты только Мориса и Мирославы. Брать халат Миндаугаса у Шуры рука не поднималась. А Мирослава подруга детства, практически как сестра. А может быть, даже и ближе. Короче, родня.