Отдаю свое сердце миру - Деб Калетти

Все это время Аннабель боялась и музыки, и книг. Музыка и книги пробуждают эмоции. Они заставляют чувства подниматься, говорить, крушить, и иногда это опасно. Но музыка может заставить тебя подняться, заговорить и разрушить, когда это нужно. И сегодня, когда она наконец покидает Одинокое шоссе, чтобы встретить следующие пятьсот миль Монтаны, Аннабель необходимо подняться.

Тут дело в упорстве, а не в Люке Мессенджере, которого она, скорее всего, никогда больше не увидит. На нем поставлен большой жирный крест, как и на всех парнях. Как и на флирте и влюбленности, любви и нежности, щедрости и открытости, вере, доверии и безопасности – в общем, на всем хорошем. Возможно, крест на нем поставлен и не такой жирный, думает она, потому что он ее немного заинтриговал. Как можно просидеть за праздничным столом на дне рождения Аннабель Аньелли, просто сложив руки на коленях, с невозмутимым и расслабленным выражением лица? Может быть, музыка даст ей подсказку и позволит заглянуть в закрома души того, кого она больше никогда не увидит. Пусть это будет легким заигрыванием на безопасном расстоянии – как девичий интерес к смазливым кинозвездам из журнала People.

Сборы в дорогу не обходятся без суеты. Плеер закреплен на бедре, но в шнуре от наушников что-то замыкает, и динамик в одном ухе постоянно отключается. Раздосадованная, она оставляет все как есть.

– Увидимся когда-нибудь, Одинокое шоссе. Не могу сказать, что мне было приятно познакомиться, – говорит она.

Сразу за Уайт Сулфур Спрингс ее встречают зеленые холмы, и она пробегает мимо ферм и тракторов, бороздящих грязные проселки. День обещает быть жарким; воздух быстро прогревается. На пастбищах высятся гигантские стога сена – некоторые стоят прямо, какие-то уже заваливаются набок. Похоже на шахматную доску проигравшего гроссмейстера. В нос ударяет запах коровьих лепешек. Это бодрит и поднимает ей настроение.

– Привет, – кричит она тучным коровам, которые наблюдают за ней из-за забора. Одна из них мычит в ответ. – Я рада разделить с вами этот мир!

Она нажимает на кнопку плеера, включая музыку. Кто поет, она не знает, но парень бежит по дороге, пытаясь ослабить свою ношу, разгрести кучу проблем в голове, и музыка напоминает ей ура-патриотический хартленд-рок[67], под который Отец Антоний косил траву на лужайке, прежде чем оттянуться холодным пивком. Это было еще до пролития крови Христовой, во времена «будвайзера»[68]. Возможно, она догадывается, почему Люк Мессенджер такой умиротворенный, если он слушает подобные композиции.

Следом звучит песня под названием «Дорога в никуда»[69], что весьма актуально, учитывая, что вокруг на многие мили тянутся деревянные заборы ранчо, сменяемые коричнево-зелено-желтыми холмами с вкраплениями низкорослых кустарников. Иногда она чувствует грохот земли под ногами и оглядывается через плечо, когда мимо проносится тягач с полуприцепом. Он со свистом рассекает воздух, и волосы летят ей в рот, а пот остывает на коже.

После мрачного, но в то же время бодрящего «Пассажира»[70], а затем «Дистанции»[71] («Он проходит дистанцию, он в погоне за скоростью») и совсем уж не благостного «Шоссе в ад»[72] прослеживается тема. До Аннабель доходит, что это не просто микстейп, а сборник, составленный исключительно для нее.

Это глупо, но у нее начинают гореть щеки. Они и так раскраснелись от бега и апрельского солнца, но сейчас их заливает настоящий румянец.

Она выключает плеер. Выдергивает из ушей наушники.

У нее такое чувство, будто она внезапно покинула вечеринку. Все затихает. Ритм-гитары звучали классно, это правда. Но теперь на вечеринке что-то пошло не так.

«Прекрати! Прекрати, прекрати, ПРЕКРАТИ!»

Она проверяет свой результат: уже восемь миль. На милю быстрее, чем обычно, благодаря этим песням. Тем не менее такое внимание со стороны парня нежелательно. И нежелательно не так, как в романтических комедиях, где это означает, что в конце концов они окажутся в одной постели. Нет, для нее это слово – твердый и окончательный приговор. Ни за что. Абсолютно исключено.

Теперь, когда музыка выключена, слышны только ветер и шелест кустов.

Хотя нет.

Что это? Кажется, она слышит что-то еще.

Она замирает. Какой-то грохот? Нет. Пожалуйста, только не это.

Она прислушивается. Тишина. Небо голубое и чистое. Видимо, это отголоски ее тревожности и посттравматического чувства обреченности. Она нервничает из-за официантки, из-за микстейпа и собственной уверенности в том, что все и всегда заканчивается катастрофой.

Но на всякий случай ей лучше поторопиться к водохранилищу Бэйр, где ее должен ждать фургон. Гроза очень опасна в этих местах, где молниям раздолье.

Она оглядывает пейзаж и ускоряет бег. Нет, все спокойно. Она просто навыдумывала бог знает что.

Признаться, ей понравилось бежать в таком быстром темпе. Все из-за той музыки. Она позволила музыке вернуться, и ничего ужасного не произошло. Наоборот, она получила колоссальное удовольствие. Но, черт возьми: должно быть, потребовалось немало времени, чтобы составить такую подборку. Она мысленно представляет себе, как Люк Мессенджер, чуть сутулясь…

Страшный грохот и треск. Черт. Черт! Теперь нет никаких сомнений. Проклятье, официантка все-таки оказалась права. Аннабель прищуривается и видит их: тучи, наползающие на невысокие холмы вдалеке.

Боже. Надо поторопиться.

«Когда грохочет гром, беги скорее в дом», – всегда говорила им Джина. И сейчас эта детская присказка снова и снова прокручивается в голове Аннабель. «Когда грохочет гром, беги скорее в дом. Когда грохочет гром, беги скорее в дом». Эти тучи… они определенно движутся в ее направлении.

Она набирает скорость. Ноги шлепают по дороге. Куда? Просто вперед, пока в поле зрения не появится фургон дедушки Эда. Он наверняка помчится обратно, навстречу ей, как только услышит первые раскаты грома.