Роза в хрустале - Иванна Осипова

земли? — она повторила вопрос, но теперь он звучал более определенно, что не облегчило участь Дариона.

На языке вертелся какой-то колкий, язвительный ответ, которым он мог сразу же пресечь все дальнейшие расспросы, навсегда закрыв тему отношений с дочерью Фолгандов. Но Дарион не смог. Он не мог и не хотел унижать леди Фолганд. Попытался закрыться иронией, но и этого не получилось. Тогда, глубоко втянув в лёгкие воздух, маг решил быть честным с Вельдой.

— Я не стал бы говорить об этом ни с кем, — Дарион почувствовал, как немеет язык, слова давались тяжело, такие вязкие и горькие, как осенняя ягода. — Никогда с вашим мужем или сыном. Вам я не могу лгать.

Он ожидал ответа, слов благодарности, но Вельда лишь кивнула, призывая говорить дальше. Леди Фолганд очень хорошо знала, когда лучше промолчать. Сцепив тонкие пальцы, Дарион выглянул за пределы беседки, начинало темнеть, и контуры деревьев с редкой весенней листвой чернели.

— Отчего-то, я посмел надеяться на счастье, — он не узнал собственного голоса, прикрыл глаза — деревья показались ему мёртвыми остовами с распластанными костистыми руками живого существа. — Я упал в него, как в омут. Без раздумий и сожалений. Всё это пришло позже. И когда я понял, что чувства Маргариты настоящие — я ужаснулся. До этого у меня были безумные идеи, наплевав на всё, прийти в этот дом и просить её руки. Но это означало бы зайти дальше той границы, куда я могу зайти, не причинив Маргарите зла.

Дарион вздрогнул, открыл глаза, чтобы увидеть Вельду, слушающую его всё с тем же внимательным участием, готовую пройти до конца с ним этот путь признаний. Как теперь замолчать? Замкнуть в себе чувства? Рядом с ведающей стихии хотелось заново прожить детство. Только совсем иное, а не то, которое выпало на его долю. Быстрым движением он провёл по лицу ладонью и, после, предстал перед леди Фолганд собранным, с напряженной складкой между бровей.

— И всё же, я продолжал на что-то надеяться, понимая, что такие отношения обречены. Тогда тени прошлого напомнили о себе, — голос мага стал твёрже и бесстрастнее. — Я наблюдал за своим миром. Ноги сами принесли меня на место казни…

Взглянув на Вельду, он убедился, что та понимает, о чём он говорит. Леди Фолганд помнила столбы и зеркальный пруд в центре площадки. На глазах их семьи Дарион Люций прощался с прошлым и отпускал в вечность своих палачей.

— Карающее зеркало. Когда-то я оставил его для напоминания, что в поисках справедливости можно зайти слишком далеко. И напоминание не заставило себя ждать. Я увидел в нём собственное отражение и грязь, из которой вышел, полностью ощутил весь смрад и мерзость, — слова отлетали от мага на выдохе, резко, хрипло. — Снова и снова наблюдал, что делали со мной и что делал я. Маргарита слишком хороша для меня. Нежная, хрупкая, чистая. Казалось, я прощён и исцелён, когда глаза её ласково смотрели на моё изуродованное лицо. Я не имею права касаться Ри. Даже мои мысли о ней, мои желания могут запятнать. Я недостоин её.

Внезапно, Вельда словно ожила, перестав быть лишь слушателем. Мягкое лицо её, с тонкими морщинками возле глаз, стало серьёзным и решительным.

— Ты прав, Дарион Люций, маг из Хриллингура. Ты недостоин Маргариты.

Пальцы мага сплелись сильнее, до хруста. Он не мог перестать смотреть на леди Фолганд. Такую яростную и холодную после его признания. Будь кто-то иной перед ним, тут же встал бы и ушёл, но Вельда имела над магом непонятную власть. Борьба с мужчинами Фолганд могла быть бесконечной. Противостоять ведающей он не мог.

— Ты недостоин Маргариты, — повторила она, словно желая, чтобы Дарион лучше усвоил урок. — Моей дочери не нужен муж — трус.

Закаменевший и хмурый Дарион был готов к любым обвинениям, но не к подобному повороту событий, он почти подпрыгнул на скамье от возмущения. Во многом он мог обвинить сам себя, но в трусости — никогда. Она же, видя его полное непонимание, наклонилась вперёд, как будто разговор обещал быть очень доверительным.

— Ты же струсил, — Вельда прищурилась. — Испугался полностью изменить свою жизнь и жизнь другого человека. Испугался довериться и взять на себя ответственность. Испугался исцеления.

— Я действовал для блага Маргариты, — Люций почувствовал, как волна ярости поднимается к горлу и начал задыхаться. — Разве Стефан Фолганд допустил бы брак дочери с преступником? Вы знаете, кто я такой?! Бездна во мне затянет за собой любого, и ни одной девушке не стоит смотреть в эту бездну, — распаляясь больше и больше, он срывался, выплёвывая слова. — Я разрушу и сломаю Маргариту, словно куклу. Я не умею любить во всех смыслах этого слова, — Люция понесло потоком эмоций, искривлённые губы напоминали рану на бледном лице. — Ведь вы понимаете, о каких сторонах любви я говорю. Маг и его спутница — больше, чем муж и жена. Вам ли не знать. В конце концов, вы хорошо рассмотрели моё лицо, миледи?!

Дарион специально повернулся так, чтобы показать изувеченную половину, но увидел лишь улыбку на губах женщины. Не насмешку, не гнев, а улыбку сочувствия и материнского понимания. Давно никто не говорил с ним таким мягким и добрым голосом.

— Одни трусливые отговорки. Любовь искупает многое. Она не смотрит на лица. Только в душу. Легко спрятаться от чувств и самого себя. Трудно каждый день любить несмотря ни на что. Ты не хочешь научиться любить? Ради Маргариты. Тогда ты не нужен моей дочери. Но будь добр, когда она вернётся домой, скажи ей об этом прямо, как должен был сделать четыре года назад.

— Я люблю вашу дочь, — кажется он сам испугался сказанного, гнев откатился волной, опустошив мага. — Все четыре года я жил так, словно она была рядом. Для неё я строил свой мир.

— Так скажи ей об этом, — Вельда с улыбкой вскинула руки, призывая в свидетели всех богов, как она устала бороться с этим непробиваемым магом.

— Я сомнительное счастье, леди Фолганд. Я никогда не смогу дать ей всего, что может любой другой мужчина.

— О, лики! — Вельда тихо смеялась, а Люцию отчего-то стало легко и светло на душе. — Ещё один глупый маг, решающий за других. Всё это я уже слышала лет, так, двадцать пять назад. Откуда вы такие только берётесь на мою