Честное пионерское! - Андрей Анатольевич Федин

— крайняя дата!). Но телефон молчал (не названивали даже Надины подруги, от которых ещё недавно не было покоя по вечерам). Я временами снимал трубку — проверял, раздавались ли в ней гудки. Прислушивался, когда звучали за дверью шаги. Иногда выходил на балкон: размышлял там о «новом» будущем, посматривал на дорогу (провожал взглядом все белые «Жигули»).

Надя Иванова трактовала моё поведение по-своему. Она считала, что я заскучал «в четырёх стенах». Всё норовила завлечь меня то в кинотеатр (сейчас я считал это напрасной тратой денег), то на пляж (пусть доктор и не рекомендовал мне этим летом купание в реке). Кормила подтаявшим эскимо (самым обычным — «восхитительного вкуса из детства» я не почувствовал). Принесла домой стеклянную бутылку с «Пепси» (убедил её в будущем не совершать подобных глупостей). Усаживала рядом с собой около телевизора — для «семейного просмотра» телепередач. Предлагала научить меня выпекать оладьи — вежливо отказался.

А ещё Надежда Сергеевна выискивала во мне признаки волнения перед неумолимо приближавшимся первым сентября. Вызвалась стать моим репетитором: предложила вместе с ней повторить программу по предметам за третий класс. Убеждала: нет ничего ужасного в том, что я забыл те или иные темы из учебников. Будто невзначай рассказывала мне таблицу умножения. Я сделал в уме пометку: выяснить до осени достаточный для третьеклассника уровень знаний. Поскольку уже почти не сомневался, что вновь окажусь за школьной партой. Вот только не хотел бы в школе привлекать к себе лишнее внимание.

* * *

Каховская напомнила о себе в субботу. Когда я уже сам подумывал набрать её номер (проявил выдержку: отложил свой звонок до воскресенья). Елизавета Павловна позвонила ближе к восьми часам вечера, когда я уже плескался в ванне. Разговаривала она с Надей. Женщины беседовали около получаса (будто давние приятельницы). Я слышал из ванной, что Надежда Сергеевна с кем-то «жужжала» по телефону (обсуждала моё здоровье; рассказывала о том, что уже раскроила ткань на школьную форму; перемывала косточки моему классному руководителю). Но представить не мог, что она так долго болтала именно с Зоиной мамой.

Надя сообщила, что я на завтра приглашён к Каховским. Говорила об этом радостно, с гордостью (словно меня ждали в Кремлёвском дворце). Сделал вывод, что Миша не очень-то много общался с одноклассниками (вне школы). Его редко куда-либо зазывали (если такое вообще случалось). А потому Надежда Сергеевна восприняла мой будущий визит к Зое (скорее, к её маме), как несомненное достижение. Будто считала, что её сын перестал быть изгоем, а то и вовсе попал в клуб избранных. Я её восторгов не разделял — прикидывал, что именно понадобилось Каховской.

Ведь не случайно же Елизавета Павловна пригласила меня именно на тринадцать ноль-ноль. Чтобы просто вручить мне деньги за подвески, не уточняла бы время — лишь сообщила бы, что будет дома в такой-то промежуток дня. А так получалось, что к моему появлению она готовилась (или запланировала некое событие). Очень надеялся, что попаду всего лишь на «торжественное чаепитие» (можно и не торжественное). Однако чувствовал, что так легко не отделаюсь. «Ты представлял, на что шёл, когда спасал девчонку, — сам себе сказал я. — Потому успокойся и не жалуйся».

* * *

В белой рубашке с вышитым на кармане кораблём и в отутюженных новых шортах (длинных: почти до колен) я походил на идеального ребёнка, каким представляли его образ среднестатистические родители. Сам не так давно был папашей. Потому не объяснил Надежде Сергеевне, наряжавшей меня для похода к Каховским, что выгляжу «несолидно» для десятилетнего школьника — как «ботаник», а не как «крутой пацан». Но мне сегодня предстояло произвести впечатление не на Зою, а на её маму. Поэтому я даже пожалел, что у Нади в закромах не оказалось галстука (а ещё и солидных, лучше лакированных, ботинок — пришлось довольствоваться сандалиями).

Я зачесал на бок волосы (стрижку запланировал на конец августа), поправил воротник.

Улыбнулся (точно — «ботаник»).

— Красавец, — пробормотал я, рассматривая себя в зеркале. — Настоящий орёл. Только ещё не оперившийся. Главное, что бы тебе по пути рожу не начистили.

* * *

Мою «рожу» по пути к дому Зои Каховской не тронули. И не по причине везения. На небе в полдень не наблюдалось ни облачка. Солнце замерло в зените, нещадно выжигало город своими лучами. По пути я почти не встретил прохожих. Великозаводск казался обезлюдевшим. Дневная жара советовала горожанам не выходить из домов или наслаждаться прохладой около водоёмов. Она же очистила улицы города от хулиганов (и завистников), которые могли бы подпортить мою яркую упаковку перед визитом в квартиру к председателю Совета отряда третьего… теперь уже четвёртого «А» класса.

Дверь мне открыла Елизавета Павловна. Если бы полчаса назад я не видел себя в зеркале — решил бы сейчас, что пришёл к любовнице. Потому что Каховская предстала передо мной в коротком ярком халате (будто японская гейша), с макияжем на лице — встретила меня приветливой улыбкой (в которой я не почувствовал фальши). Я улыбнулся ей в ответ (той самой улыбкой «ботаника», которую тренировал у зеркала). Вдохнул аромат её духов. Но не поддался привычке и желаниям (не сжал в руках женскую талию, обошёлся без поцелуя) — заставил себя смущённо шаркнуть по полу сандаликом.

— Здравствуйте, Елизавета Павловна, — сказал я.

Скромно опустил взгляд (на симпатичные женские колени).

— Миша! — сказала Каховская. — Какая у тебя симпатичная рубашка! Твоя мама пошила?

Я кивнул.

— Проходи, не стесняйся.

Елизавета Павловна посторонилась.

Я шагнул в прихожую — сразу ощутил, что вошёл не в Надину и даже не в отцовскую квартиру (внутренним интерьером те почти не различались). Ступил на мягкий ворс ковра (в сравнении с тем ковром, что я сейчас топтал в прихожей Каховских, Надина «настенная гордость» выглядела дёшево и скромно). Взглянул на полосатые обои, на плафоны и люстры с хрустальными «висюльками». Поглазел на странный (настенный!) дисковый телефонный аппарат (логотип производителя на нём не рассмотрел). Полюбовался вешалкой для одежды в виде оленьих рогов. Сбросил сандалии — сунул ногу в мягкие «девчачьи» тапочки.

Елизавета Павловна внимательно наблюдала за мной: будто следила, чтобы я не совал в свои карманы «чужое добро».

— Зоя и Юра! — крикнула она. — У нас гость! Миша пришёл!

Мне почудилось, что в одной из комнат раздался недовольный стон (или не почудилось).

Первой мне навстречу вышла Зоя Каховская — загорелая, хмурая (и очень похожая на свою маму — только пониже ростом… пока). Наряженная в