Девочка из провинции - Алла Холод

Труп старушки внучка обнаружила, когда вернулась домой в половине седьмого вечера. Она сразу же вызвала полицию и назвала телефон того прораба, который порекомендовал ей таджикских рабочих как старательных и умелых. Оперативники уже выехали по адресу проживания подозреваемых, который у прораба, по счастью, был, и их отзвона ожидали с минуты на минуту. А пока нужно было беседовать с Катей Скворцовой, растерянной, расстроенной девушкой, подавленной, казалось бы, даже не столько смертью бабки, сколько чувством вины.

Игоря позвали в комнату, где работали следователь и эксперт.

– Ребята отзвонились, – не отрываясь от листа бумаги, сказал следователь, – таджики дома, свою причастность отрицают, но у них в квартире обнаружили шестьдесят тысяч в полиэтиленовом пакете. Я тебе выпишу ордер на обыск, дуй туда, изымай все подряд, что покажется подозрительным. Рабочих задержать. Деньги на экспертизу.

Следствие продвигалось быстро. У рабочих-таджиков было найдено 60 тысяч рублей, на деньгах оказались свежие отпечатки пальцев убитой, то есть деньги принадлежали потерпевшей. Экспертиза подтвердила, что старушка была задушена подушкой во сне, и на подушке имелись следы штукатурки. Такие же, как и на двери в бабкину комнату, на ручке комода, на платяном шкафу. Комнату обшаривали, искали деньги – это было очевидно. Но бестолковые работяги не додумались надеть чистые перчатки, на которых нет следов их рабочих материалов. Кстати, сами перчатки тоже нашлись, они даже не удосужились их не то что выбросить, а даже как следует спрятать. Как и деньги.

Следователь, который вел дело, был немолод, начинал работать еще при советской власти, и искренне жалел, что великая держава так позорно и бесславно развалилась. И теперь на обломках империи бродят стаи голодных, озлобленных, нищих оборванцев. Бродят, заодно убивая, разбойничая, насилуя женщин. Какой ужасный конец у истории великой страны! Жителей советских республик превратили в дервишей, в преступников, тощих, злобных волков. Они убивают, не думая, насилуют, подчиняясь малейшему порыву неудовлетворенной плоти. И самое ужасное, что погоня за дешевой рабочей силой, на которой держится и процветает крупный бизнес, открыла все дороги для обезумевшей от нищеты многонациональной толпы. Как через открывшийся шлюз, в Россию хлынул мощный поток этого отребья. Понятно, что олигархам, которые влияют на законотворчество высших эшелонов власти, плевать, скольких человеческих жизней стоит их экономия. Они не умеют считать жизни, они умеют считать только миллиарды в своих банках. Следователь тяжело вздохнул.

Единственной наследницей старухи является внучка. Передвижения девушки в день убийства проверялись. Она прибыла к бабке в 10 утра и больше не выходила, во всяком случае, никто ее не видел. Зато соседка, гулявшая с малышом, отчетливо запомнила, что Катя вышла из дому ровно в 15.40, она смотрела на часы. Таджики ушли, когда во дворе дома начиналось собрание жильцов, а оно было назначено на 16.30. То есть ушли позже Кати Скворцовой, у них было время на то, чтобы сначала убить старуху, а потом все обшарить. У внучки, конечно, тоже был мотив – все-таки квартира в центре города немало стоит. Но представить себе милую, тихую, интеллигентную девушку в роли хладнокровной убийцы было невозможно. Сирота, дочь сельских врачей, исконной русской интеллигенции, сама медработник. Скромная, вежливая, не то, что нынешние размалеванные вульгарные лахудры с фиолетовыми волосами и проткнутыми носами.

Да и мотив у нее сомнительный, если уж честно говорить. Дядя – богатый человек, Катя могла жить в прекрасном особняке и ни о чем не думать. Дядя вполне в состоянии обеспечить ей достойное существование. Сам Борис Георгиевич на допросе этого не отрицал. Подтверждал, что Катя к бабке переезжать не хотела, однако боялась, что если та останется одна, ее непременно кто-нибудь отравит. Боялась за старуху. Характеризовал племянницу как девушку серьезную, добрую, отзывчивую, еще не оправившуюся после смерти отца. Что бы она могла замыслить что-то злое? На такой вопрос Борис Георгиевич даже отвечать не стал. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

У следователя, Андрея Степановича Хорошепцева, не было оснований не поверить уважаемому и во всех смыслах добропорядочному человеку. Да и не верить Кате Скворцовой оснований не имелось: она действительно отправилась на йогу, ушла из зала по окончании занятия.

Теоретически она, конечно, могла совершить преступление: задушить бабку и спокойно уйти. А вечером, вернувшись, вызвать полицию. Но тогда получается, что и деньги она таджикам подкинула, и перчатками рабочими сама воспользовалась, а потом опять же подбросила их в квартиру подозреваемых. Только когда она это сделала, спрашивается? Катю выходящей из дому в первой половине дня никто не видел, опросили всех жильцов дома. У дома гастарбайтеров ее тоже не видел никто. Да и на внутренней стороне перчаток обнаружены пото-жировые следы одного из рабочих и больше ничьи. Да и вообще это бред какой-то! Что бы тихая, скромная девушка, которую приютил состоятельный дядя, задумала и осуществила такой дьявольский план! Зачем? Во имя чего? Смешно все это. А вот толпы узбеков и таджиков, от которых уже рябит в глазах, которые часто творят жуткие вещи, оставаясь неузнанными и безнаказанными, – это совсем не смешно. Следствие по делу будет закончено в установленные законом сроки. Без всяких продлений. Чего тянуть резину, когда и так все ясно.

– Как мне жутко и плохо, ты себе не представляешь, – всхлипывала Катя, положив голову Димочке на плечо, – как представлю себе ее, мертвую, на этой кровати… Как вспомню этих мерзавцев… Но самое ужасное, что ведь это я их привела! Я во всем виновата!

Димочка гладил Катю по волосам.

– Ну что ты, – приговаривал он, – в чем твоя вина? Зачем ты так? Ты же не знала, что они могут такое сотворить. Ты хотела как лучше, хотела помочь бабушке.

– Я должна была это предвидеть! Я должна была быть бдительнее! – настаивала Катя.

– Катька, ты всего лишь провинциальная девчонка, наивная и неопытная, ты всю жизнь прожила в райцентре. У нас в районе тоже, конечно, убивают, но когда напьются до чертиков. Как ты могла что-то предвидеть? Ты даже не знала, что у бабки деньги были в доме.

– Если бы знала, я бы их, конечно, одних не оставила, – согласилась Катя, – но все равно я себя буду корить…

– Не надо, Катюшка, не надо, – утешал Димочка, – успокаивайся.

– Ремонт этот дурацкий теперь незаконченный остался, – сокрушалась Катя, – не знаю, что теперь с ним делать?

Разумеется, после смерти Шуры Катя вернулась в дядин дом, Шурина квартира была опечатана. Когда таджиков взяли под стражу, следователь разрешил пользоваться жильем, но Кате-то оно зачем? У нее был другой план, и, выполняя его, она предложила:

– Слушай, Димочка, а может, ты доведешь его до конца? – с мольбой в глазах сказала она. – Не сам, конечно, наймем каких-то нормальных рабочих, наших, через фирму. А ты присмотришь за процессом? Ты же все равно собирался переезжать…

– Собирался, но пока никак что-то…

– Так и не надо теперь! – воскликнула Катя. – Зачем тебе чей-то старый облезлый дом, за который еще и платить надо, халупа какая-то ветхая? Здесь самый центр, тебе до работы пешком десять минут и деньги сэкономишь.