Темные не признаются в любви - Лана Ежова

— Немертвые — создания того, кто выкрал артефакты и освободил Голод?

— Да.

— Если он освободил одного приспешника Неназываемого бога, почему не отпустил остальных?

Джаред недовольно поморщился.

— Чтобы остальные оказались на свободе, должно совпасть несколько условий.

Сразу вспомнилось, как одержимая певица требовала крови принца Валианта. И обещание взамен…

Я в ужасе посмотрела на кромешника.

— Вы ведь не согласитесь на предложение того существа?

— Орден не для того стерег артефакты сотни лет, чтобы потом пробудить их. Нет, мы не выпустим апологетов Неназываемого ни на каких условиях. К тому же Голод врет — они не остановятся, не оставят в покое ни одну страну, пока не захватят всю Тарру.

От этого признания меня продрало морозом с головы до пят. Перспективы пугали, и я надолго задумалась. Интуиция подсказывала, что только давелийцам по силам одолеть приспешников изгнанного бога, ведь наши боевики с трудом справлялись с немертвыми. И впервые в жизни я порадовалась, что империя десять лет назад объявила, что берет Латорию под свой протекторат. Взяли? Пускай теперь и спасают!

— А может, Голод и не врет, — высказала я мысли вслух. — Поклялся не трогать Давелию он, другие апологеты клятв никаких не давали.

На лице кромешника я увидела одобрение — значит, в правильном направлении мыслю.

— Элея, — он погладил меня по плечу, — я был откровенен с тобой, теперь попрошу выполнить две просьбы.

Я напряглась. Звучит страшновато.

— Какие?

— Ты дашь клятву не распространяться об услышанном.

С души будто камень свалился. Да я бы Джареда меньше уважать стала, не попроси он о таком!

— Говорите слова, я повторю.

Кромешник тепло улыбнулся.

Через минуту магическая клятва сковала мне уста, о чем я ни капельки не жалела. О всяких опасных артефактах лучше молчать — целее буду. А мы, девочки, народ длинноязыкий, любим делиться тайнами, поэтому здорово, что теперь она под запретом.

— Прежде чем попрощаемся, прими амулет от дурных снов, — напомнил Джаред о второй просьбе и снял с собственной шеи стального цвета медальон с древними символами, выгравированными на крышке.

Я не успела согласиться, как его уже ловко надели. Поправляя мои волосы, чтобы не зацепились за цепочку украшения, Джаред смотрел внимательно. Глаза в глаза. И я не выдержала, опустила взгляд.

— Доброй ночи, Элея.

— И вам, Джаред.

Проводив к воротам, он дождался, пока меня пустят внутрь.

Вскоре кромешник был далеко, но еще долго медальон, лежащий на моей груди, помнил его тепло.

Мадлен спала крепко — грохот сбитой в темноте кошачьей миски не сумел ее разбудить. Разумеется, этому я только порадовалась.

В голубом свете двух «стрекоз» я переоделась в ночную сорочку и с трудом устроилась на узкой, жесткой кровати. Пока ворочалась на неудобном казенном имуществе, додумалась до того, что непристойно принимать личные амулеты от мужчин, да еще прямиком с их шей. Ведь правда слишком интимный подарок?

Может, преувеличивала, но медальон все-таки сняла и положила на тумбочку — пускай оттуда отгоняет кошмары, если они будут, — для очевидца страшных событий я держалась хорошо.

Увы, свою выдержку я переоценила. Стоило расслабиться, отпустить мысли, как вместе с сонливостью пришли воспоминания. Кошмары вперемешку с пережитым. Прошлое и сон перепутались и не сразу выпустили из своих сетей.

Усевшись на кровати, в темноте я долго, упорно искала амулет Джареда. Прилично или нет, а я хочу спать спокойно.

Прежде чем лечь, бросила взгляд перед собой — и застыла.

Под кроватью Мадлен светилась пара красных огоньков. Круглые, как медные лэтры. О боги…

Я крепко сжала медальон, миг — и огоньки пропали. Или их и не было? Да, скорее всего, остатки кошмара…

Надев медальон, я проспала спокойно до утра. С первыми лучами зимнего солнца я пробудилась вслед за тревогой. Не зря. Не успела толком проснуться, как что-то тяжелое прыгнуло на грудь и ткнуло чем-то холодным в подбородок.

Я заорала.

В ответ раздалось шипение, и тяжесть исчезла с груди.

Сбоку тоже испуганно закричали.

Я шире распахнула глаза и успела заметить, как исчезает рыжий хвост под кроватью соседки. Сама она, приподнявшись на локте, второй рукой торопливо шарила по тумбочке. Быстро найдя очки, водрузила их на нос и завопила:

— Что?.. Где?!

— Твой кот хотел загрызть меня! — чисто машинально обвинила я Мадлен, пораженная тем, что увидела.

Боги… Да за мутными стеклами очков прятались самые удивительные глаза Латории! Цвета синей бирюзы, ясные, блестящие очи, окаймленные густыми темными ресницами. Подобную красоту грех прятать.

Комплимент соседке сделать не успела — она пошла в словесную атаку:

— Мой Принц не станет тянуть в пасть всякую каку! Он хотел подружиться, а ты его испугала!

— Я его испугала?!

— Да, ты! Бессовестная!

Кто знает, до чего мы бы договорились спозаранку, нас остановил визгливый звук.

— Раз-раз! — разносился в каждом уголке комнаты звонкий женский голос. — Детишки, подъем! Через полтора часа построение на площади. Собирает Сам. Девочек ждет приятная неожиданность, мальчиков — нет. Чудного утречка, детишки!

Еще несколько секунд у меня звенело в ухе.

— Что это было?

— Наш комендант, — буркнула Мадлен. — Объявление сделала.

Бывает, что звучащие через артефакты голоса искажаются, но не настолько же? Представить комендантшу, назло поселившую меня к Мадлен, с веселым девчоночьим голоском у меня не получалось.

— Собирайся, Кимстар. Через полтора часа на площади ректор скажет нам какую-то гадость, — недовольно сообщила угрюмая соседка, перебирая свои тетради на столе. И уже себе под нос пробормотала: — И я опять опоздаю к клиентке…

Пока хозяйка шуршала бумагами и звенела стеклянными флакончиками, рыжий Принц упал к ее ногам и зыркал оттуда на меня зелеными глазищами, будто предупреждая, что объект под надежной охраной.

На какой-то момент даже завидно стало: здорово, когда есть кто-то, кто тебя оберегает.

— Мадлен, а почему ты носишь очки? — Одевшись и собрав корзинку с купальными принадлежностями, я задержалась в комнате, не совладав с любопытством. — Почему не обратишься к целителю? Не верю, что у тебя не найдется необходимой суммы на лечение.

Соседка запрокинула голову и недовольно процедила сквозь зубы: