Потусторонним вход воспрещен! - Наталья Александрова

Но прошлой ночью все повторилось опять, с ужасающей четкостью. Обычный кошмар, только закончился он не так, как всегда. Эти руки убийцы на ее горле, а потом ужасная боль вот тут, возле сердца…

И чувство немыслимой, непоправимой потери!

Она поняла, что с сестрой случилось что-то ужасное.

– И как оказалось, ты была права, – вздохнула Надежда, – а как ты очутилась возле того дома, где был офис твоей сестры?

– Я не знала про офис…

Она так и не уснула до утра, а потом не находила себе места. На работу не пошла, она просто не могла представить, что нужно идти в издательство и сидеть там восемь часов перед компьютером, правя чужие тексты. Она беспрерывно звонила сестре на мобильник, чужой голос отвечал, что абонент выключен. Тогда, едва не сойдя с ума от беспокойства, она решилась и набрала номер матери. Долго никто не брал трубку, наконец мать ответила очень раздраженно, что слушает.

– Мама, это твоя дочь, – дрожащим голосом начала Анфиса.

– У меня нет дочери! – крикнула мать. – После того, что ты наговорила Жоржу…

– Мама, это Анфиса, – заторопилась она, – я из Петербурга…

– Что вам всем от меня надо? – раздраженно буркнула мать. – То столько лет не звонила, а теперь…

– Я только хотела спросить, ты ничего не знаешь об Алисе? С ней все в порядке?

– Я про эту… про эту… – зашипела мать, – про эту дрянь слышать не хочу! И ты не беспокойся! – язвительно рассмеялась она. – С ней все в порядке, с такими людьми никогда ничего не случается!

– Но ты… ты можешь мне дать ее координаты? – настаивала Анфиса. – Ее мобильник не отвечает…

– Да я ее знать не желаю! – рявкнула мать. – И не звони сюда больше!

«И это после того, что она не виделась с дочерью больше двадцати лет! – поразилась Надежда. – Впрочем, и без того ясно, что мамочка Анфисе досталась та еще сволочь…»

– Не пей больше кофе, – сказала она Анфисе, – ты и так слишком нервная…

– После разговора с матерью я бродила по городу, – бормотала Анфиса, – самочувствие ужасное, кажется, сама с собой разговаривала, как меня люди в психушку не сдали…

– Теперь никому ни до кого нет дела, – вставила Надежда.

– Ноги сами привели меня к этому дому, – продолжала Анфиса, – я понятия не имела, что там у Алисы офис. Я вообще не знала, кем она работает и где…

– Ну вот, теперь ты все знаешь. – Надежда забрала у девушки из рук пустую чашку. – Можешь идти домой, потому что сестре твоей, к сожалению, помочь уже нельзя.

– Я не могу, я должна знать, кто ее убил и за что! – упрямо ответила девушка. – Иначе я… я никогда не успокоюсь. И эти кошмары…

– Ну, один кошмар тебя уж точно мучить не будет – про комнату, – объявила Надежда, – он уже случился наяву. Ты ведь видела во сне убийство сестры.

Анфиса молчала, слезы капали на столешницу, она размазывала их пальцем.

– Ты извини, – сказала Надежда, поглядев на часы, – мне идти надо. На автобусный вокзал, сумку выручать. У меня там вещи ценные…

– Знаю, подарки для мужа и кота! – оживилась Анфиса. – А можно я с вами? Я не помешаю, а может, и помогу…

– Ладно уж, – скрепя сердце согласилась Надежда, – только, чур, не реветь и в обморок не падать!

Есть в Петербурге места мрачные, унылые, в которых будто в самом воздухе растворена какая-то острая безысходность. Кажется, что из-за угла появится вдруг призрак Родиона Раскольникова с топором под полой поношенного пальто или выбежит Акакий Акакиевич с безумными глазами, разыскивая украденную шинель.

Попав в такие места, люди против воли впадают в тоску и уныние, ссорятся с ближними, срываются по пустякам. В таких местах гораздо чаще, чем где-либо, случаются преступления, особенно из разряда так называемых бытовых – то грузчик винного магазина прирежет свою сожительницу, приревновав ее к соседу, то двое приятелей-алкашей поссорятся из-за бутылки и один другому, этой самой бутылкой, проломит голову.

Одно из таких мест – знаменитая Лиговка, район Лиговского проспекта и Разъезжей улицы, с позапрошлого века известный своей колоритной шпаной, хулиганами и ворами. Другой такой район – окрестности Обводного канала, особенно его часть от Московского проспекта до того же Лиговского. Когда-то здесь располагалась городская барахолка, иначе – Толкучий рынок. Теперь примерно на том же месте находится городской автобусный вокзал.

Именно сюда приехали Надежда Николаевна с Анфисой – Надежда в поисках своей пропавшей сумки, Анфиса же – за компанию, или просто чтобы не оставаться одной.

Приземистое бетонное здание автовокзала было переполнено утомленными людьми, дожидающимися своих автобусов. Кому хватило места – пристроились на скамейках, дремля вполглаза и присматривая второй половиной за своими вещичками, кому места не хватило – сидели прямо на своих чемоданах. Кто-то пил кофе из бумажных стаканчиков, кто-то ел вкусный бутерброд со шпротами или хрустел чипсами. Тут же, между рядами скамей, бродил взад-вперед небритый мужчина в пятнистом камуфляже, с одной ногой, на самодельных костылях, и просил у отъезжающих подаяния.

Надежда огляделась по сторонам и направилась в дальний конец зала, где рядами выстроились металлические ящики автоматической камеры хранения.

– Помогите ветерану афганской войны собрать деньги на протез! – прогнусавил человек в камуфляже, перегородив ей дорогу.

– Ничего ему не давай, женщина! – пробубнила скорчившаяся на чемодане старуха. – Никакой он не афганец, он всю жизнь при вокзалах отирается, кличка у него Петька Мастрюк!

– Обидно даже вас, мамаша, слушать! – насупился инвалид. – Вовсе я не Петька Мастрюк, перепутали вы по старости. Меня Владимиром зовут, как президента. И клички никакой нету…

– Все одно не давай денег! – отмахнулась старуха.

Надежда тем не менее сунула одноногому мятую десятку и протиснулась мимо. Анфиса следовала за ней, унылая и безмолвная, как привидение.

Возле входа в камеру хранения дремал на стуле хмурый пожилой полицейский. Приоткрыв один глаз, он окинул Надежду и ее спутницу цепким взглядом и снова задремал.

Надежда сверилась с запиской, конфискованной у Василия Коржикова, и направилась к секции ячеек, над которой виднелась буква «С». Отыскав запертую ячейку с несчастливым тринадцатым номером, она набрала на ней код «В-1984», попутно вспомнив, что именно в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году институт, где проработала она без малого двадцать лет, реорганизовался, Надежду перебросили в другой отдел, где впоследствии и познакомилась она со своим теперешним мужем, Сан Санычем Лебедевым.

После небольшой паузы замок щелкнул и открылся. Надежда потянула на себя дверцу.

Однако вместо своей сумки, которую она ожидала увидеть в открывшейся ячейке, там лежал удлиненный, плотно набитый конверт из глянцевой желтоватой бумаги.