Говори со мной по-итальянски. Книга 2 - Лаура Тонян

А теперь избежать Ферраро точно не выйдет, даже если бы это входило в мои планы. Он поднял голову, бросил мимолетный взор не на кого-то конкретного, но потом поймал мой взгляд, когда вскинул голову в ту же секунду еще раз. Поначалу его шаги замедлились, а после он и вовсе встал на месте. Если продолжит так смотреть в моем направлении, то однозначно проделает во мне дыру. Я начинаю приближаться, сомневаясь, что это хорошая идея. Вдруг Маркус пока еще слишком агрессивен, чтобы с ним общаться. И все-таки чем меньшее расстояние нас разделяет, тем больше удостоверяюсь в том, что он нуждается в собеседнике. Такое чувство, что подбираюсь ко льву в дикой природе, который может вот-вот наброситься на тебя.

С открытой раны над бровью стекает кровь, две капли падают вниз, одна попадает на бежевую футболку под кардиганом. Вообще-то, футболка и без того изрядно запачкана. Светло-голубые джинсы – тоже.

– Привет, – стараюсь поздороваться, как ни в чем не бывало.

Он плотно смыкает губы. Сцепляет зубы. Желваки играют на его скулах. Маркус зол, но не на меня. В смысле, это по его зелено-карим глазам ясно, как день. Я понимаю, что мне он ничего не сделает. Просто в его памяти всплывают картинки случившегося конфликта. В ответ он кивает. Повернув голову направо, Ферраро уставился на маленькое строение перед нами. Я не сразу сообразила, что это медицинский пункт.

– Боже, да конечно! Тебе ведь нужна врачебная помощь!

– Ничего серьезного, – откликается Маркус, но проходит внутрь.

     С учетом того, что он все это время молчал, два произнесенных им слова приводят в легкое изумление. Собиралась провести свободные минуты наедине, а иду за ним, полная тревоги. Он даже не успевает дойти до середины коридора, как медсестра выбегает из своего кабинета, а за нею ее помощница. Они обходят нас, и медсестра орет:

– Я тоже нуждаюсь в том, чтобы перевести дух!

Женщина с огненными кудрявыми волосами до плеч в бешенстве. У нее нет никакого желания нас выслушать, но ее юная приспешница, полуобернувшись, прикладывает ладонь к щеке и шепчет:

– Я ее успокою, а вы попробуйте сами справиться, – она кивает подбородком на Маркуса.

Закусив нижнюю губу, девушка делает виноватое лицо и, махнув на коллегу, дает понять, что обязана быть с ней.

– Если бы старая грымза устроила бы нечто похожее в Лондоне, ее бы давно уволили, – бранится Ферраро, возобновив путь.

– Ну, ты же понимаешь…, – начинаю без уверенности, следуя по пятам.

Марк застает врасплох своим ослабленным гоготом.

– Да, я все понимаю. Это Италия. Учителя не всегда приходят вовремя на уроки, когда тебе нужно, магазины не работают, рестораны – и подавно. В полиции, в клинике, в администрации – где бы ни было – все работают халатно, безответственно.

Маркус закончил загибать пальцы, опустил руки и сел на кушетку, выглядя при этом маленьким мальчишкой, нуждающимся в заботе.

В необъятной белой комнате, кроме нас, больше никого нет. Я рыскаю в шкафчиках в поисках перекиси хлоргексидина, ваты и пластырей. К счастью, долго копаться не пришлось – найдено все. Коробка медицинских одноразовых перчаток есть на каждом из трех столов в кабинете.

– Тебе просто не повезло, – отвечаю на недовольства Марка.

Я не вижу смысла с ним спорить. Пьетра не единожды упоминала, что он жаждет покинуть Рим. Вернуться туда, где родился и вырос. И я могу проникнуться его проблемой. На его месте мне бы также все казалось чуждым и неверным. Я бы искала минусы везде. А когда находила, тыкала бы их в лицо каждому, кто “на другом берегу”.

– Да что ты? – хмыкнул Ферраро и выгнул здоровую бровь.

Словесное препирательство не набирает оборотов, поскольку я вынесла для себя вердикт – лучше смолчать, чем приводить кучу фактов, которые Марк не порывается принять.

Я надеваю перчатки, останавливаю кровотечение. Увечий на лице парня не так уж много – порез над правой бровью, под левой скулой и разбитая нижняя губа. Обрабатываю их раствором, клею пластырь сверху, около переносицы. А к остальным ранам вновь прикладываю вату, смоченную хлоргексидином.

– Нос не сломан? – Сама вижу, что нет, но может он чувствует дискомфорт, а травма незначительная, а боком выйдет через время.

– Не сломан, – отвечает он, не отнимая от меня взора, что озадачивает.

– А кровь из него шла?

Качает отрицательно головой.

– Хорошо…

– Такая серьезная, – расплывается в насмешливой, но располагающей улыбке.

Игнорирую замечание, будучи сконцентрированной на деле.

– С кем ты так?

Выдохнув и, опустив взгляд, Маркус мгновенно становится грустным, угрюмым.

– С отцом. Я… вернулся домой под утро, кое-кто постарался над моим внешним видом, – Марк указывает на лоб. – Ага. Отец уже добавил час назад… Я дрался, не остался в долгу. Мой долбанный старик против, чтобы я занимался такими вещами, чтобы вообще жил так, как хочу сам. Будь он проклят!.. – ругается в сердцах. – Я его ударил, – признается спустя миг, красноречиво заломив бровь.

Будто радуется этому.

– Я не знала, что у тебя плохие отношения с отцом…

– Ненавижу его! – выпаливает он.

Я отхожу, потому как Ферраро спрыгивает с кушетки и наскоро разделывается с креплением ремешка наручных часов. Стиснув циферблат в ладони – примечательно, что намертво, – он рычит, сродни зверю. Возведя руку, размахивается и швыряет аксессуар в стену у треугольного окна.

– Ненавижу все, что он мне купил! Ненавижу фамилию, которую он мне дал! Это чужой для меня человек! Чужой человек!

Тяжело дыша и глядя с полминуты на сломанные часы, он прикрывает ресницы и сглатывает. Кажется, ему доставляют боль вдохи и выдохи. Я не знаю, как помочь.

– Маркус, пожалуйста…, – мне не столько боязно, сколько мучительно видеть его таким.

Не представляю, что он переживает, ведь, несмотря на все проблемы, я обожаю своего папу, а он – меня. Уничтожив дистанцию, я обнимаю Марка, обвивая его шею руками, положив одну ладонь ему на затылок и привлекая к себе. Чтобы он отдышался, чтобы он почувствовал мою поддержку. Его грудь вздымается и опускается быстро, но вскоре учащенность и хрипота сдают позиции.

– Ш-ш-ш…, – глажу по спине, подбадриваю. – Ты со всем справишься. Ты найдешь выход.

Ферраро ничуть не отодвигается, но в нем просыпается отсутствие восприятия моих действий.

– Тебе не надо так… Тебе надо презирать меня…

– Нет, все в прошлом.

– Я – чудовище. Я допускаю, что являюсь твоим ночным кошмаром, – говорит Марк с горечью в голосе, однако за талию заключает в объятия с нерушимой силой.

– Но это не так.

Нужна ему. Знаю, что нужна ему. И поэтому позволяю убить напрочь оставшиеся между нами миллиметры.