Дневники: 1925–1930 - Вирджиния Вулф

«К» Мориса Бэринга. В своих пределах он не второсортный, вернее, в нем нет ничего такого, что сразу бросалось бы в глаза. Пределы и есть доказательство его незначительности. Автор может делать только одно – быть самим собой, обаятельным незапятнанным скромным чувствительным англичанином, – но он не способен выйти далеко за свои пределы или рассказать больше; все у него именно такое, каким оно и должно быть: легкое, бесспорное, пропорциональное и даже трогательное; текст гладкий, ничто не преувеличено, все взаимосвязано и пропорционально. Я сказала, что могла бы читать такое хоть всю оставшуюся жизнь. Л. возразил, что очень скоро мне это надоест до смерти.

Wandervögeln[488]

Из племени воробьев. Две решительные, загорелые, запылившиеся девушки в блузках и коротких юбках, с ранцами на спине, городские клерки или секретарши, бредут по дороге под палящим солнцем в Райп[489]. Я инстинктивно ставлю между нами ширму и осуждаю девушек, считая их во всех отношениях угловатыми, неуклюжими и самоуверенными. Большая ошибка! Эта ширма заслоняет меня саму. Не надо ширм, ведь они становятся нашей внешней оболочкой, не имеющей ничего общего с внутренней сущностью. Но привычка заслоняться настолько универсальна, что, вероятно, именно она и сохраняет наше здравомыслие. Не будь у нас этого способа не подпускать людей к своим чувствам, мы полностью растворились бы в них. Обособленность была бы невозможна. Но ширм гораздо больше, чем чувств.

Выздоровление

Проявляется в способности создавать образы; невероятно возрастает способность видеть окружающее и владеть словом. Шекспир, должно быть, обладал этим в такой степени, что даже в своем нормальном состоянии я больше похожа на слепо-глухо-немого человека, на каменную статую или рыбу. Бедняжка миссис Бартоломью[490] почти такая же в сравнении со мной, как и я в сравнении с Шекспиром.

2 августа, понедельник.

Банковский выходной

Очень толстая женщина, девушка и мужчина проводят банковский выходной – совершенно прекрасный солнечный день, – навещая могилы родственников на церковном кладбище. Двадцать три человека, мужчины и женщины, таскаются с уродливыми черными ящиками и делают фотографии. Высокомерным и немного презрительным тоном мужчина говорит женщине: «Похоже, не все в этих деревнях знают, что сегодня вообще-то выходной».

Супружеские отношения

Арнольд Беннетт говорит, что ужас брака заключается в его «повседневности». Она сводит на нет остроту ощущений. На самом деле все обстоит примерно так. Жизнь – скажем, четыре дня из семи – протекает автоматически, но на пятый день образуется комок ощущений (между мужем и женой), который становится все больше и чувствительнее из-за автоматических привычных бессознательных дней, прожитых обеими сторонами. То есть год отмечен определенным количеством мгновений накала чувств. «Мгновения видения[491]» Харди. Если этого нет, то о каких отношениях может идти речь?

3 сентября, пятница.

Женщины в чайном саду в Брамбере[492]; душный знойный день; шпалера с розами; выбеленные столы; низший средний класс; постоянно курсирующие моторные омнибусы[493]; серые камешки валяются на зеленой траве среди бумажного мусора – все, что осталось от замка.

Облокотившаяся на стол женщина заказывает угощения для двух пожилых дам, за которых она платит, у официантки (толстушки, которой суждено вскоре выйти замуж, хотя ей пока примерно 16 лет, с золотистым цветом кожи и телом, похожим на нежнейшее сало).

Женщина: Что бы вы предложили к чаю?

Девушка (со скучающим видом, руки в боки): кекс, хлеб с маслом, чай. Джем?

Женщина: У вас тут много ос? Они обычно слетаются на джем (она как будто понимала, что джем лучше не брать).

Девушка соглашается.

Женщина: Ах, в этом году столько ос!

Девушка: Это правда.

В итоге женщина не берет джем.

Меня это немного позабавило.

Еще были Чарльстон, Тилтон [дом Кейнсов], «На маяк», Вита, поездки; летом преобладает ощущение купания в безбрежном теплом свежем воздухе – такого августа не было уже много лет; каталась на велосипеде; не засиживалась за работой, зато вдоволь надышалась чистым воздухом, пока ездила к реке или за холмы. Конец романа уже виден, но, как ни странно, ближе не становится. Пишу о Лили на лужайке, но не знаю, последняя ли это сцена с ней. Сомневаюсь я и в качестве текста, а уверена лишь в том, что, проветриваясь по утрам в течение часа под открытым небом, я обычно пишу с жаром и легкостью до 12:30, и выходит по две страницы.

5 сентября, воскресенье.

Итак, я закончу роман, то есть допишу его, по моим прогнозам, через 3 недели, начиная с сегодняшнего дня. Что может помешать? Сейчас я размышляю о концовке. Проблема в том, как свести Лили и мистера Рэмзи вместе и соединить их интересы. Я мечусь между разными идеями. Последняя глава, к которой я приступлю уже завтра, называется «В лодке»; хочу закончить тем, что Р. взбирается на скалу. Если так, то что делать с Лили и ее картиной? Посвятить ли последнюю страницу тому, как они с Кармайклом смотрят на картину и обсуждают характер Р.? Но тогда потеряется острота момента. А если вставить это между Р. и маяком, то получится, по-моему, ни к селу ни к городу. Может, писать в скобках в виде отступлений? Чтобы создать ощущение, будто читаешь две истории одновременно.

Полагаю, я найду какое-нибудь решение. А потом передо мной встанет вопрос качества текста. Думаю, повествование бежит слишком легко и быстро, поэтому роман может показаться довольно коротким. Но в то же время я считаю его более утонченным и человечным, чем «Комнату Джейкоба» и «Миссис Дэллоуэй». Изобилие идей в голове вдохновляет меня писать. Думаю, уже не надо доказывать – то, что я хочу сказать, должно быть сказано именно так и никак иначе. Как обычно, пока я дописываю книгу и доделываю персонажей, прорастает множество побочных сюжетных линий; целый рассказ может вырасти из одного какого-нибудь предложения, из фразы Клары Патер[494], например: «Вы не находите, что у булавок Баркера нет острия?». Думаю, я бы могла расписать это, но меня останавливает безнадежное отсутствие драмы. Все это oratio obliqua[495]. Не все, конечно, – есть и прямая речь. Лирическая часть романа «На маяк» выстраивалась 10 лет, и она не сильно мешает тексту, как это обычно бывает. На сей раз мне кажется, будто все соединилось идеально, но я и представить себе не могу, что скажут критики. Сентиментально? По-викториански?

Потом я должна составить план моей книги о литературе для «Hogarth Press». Будет шесть глав. Почему бы не сгруппировать все идеи под какими-нибудь заголовками, например: Символизм; Бог; Природа; Сюжет; Диалог. Берем роман и смотрим, какие у него составные части.