Сказки Волчьего полуострова. Король на площади - Наталья Колесова

А вот трем солдатам из его отряда — нет.

Финеару мало было просто ускользнуть. Ему еще надо было показать, что он знал об аресте! Поэтому королевский кузен и оставил в своем доме магическую мину-ловушку. Самого Кароля, еще только ступившего на первую ступеньку лестницы, просто отшвырнуло в сторону… ушибы и сломанное ребро не в счет. Но его люди — следопыт и двое солдат, разорванные и поломанные, как надоевшие капризному ребенку куклы, — этого он никогда не забудет…

— Ну-ка, — сказала Эмма, наблюдавшая за его лицом, — дай-ка мне посмотреть.

— Эмма, — досадливо морщась, начал он, но Эмма уже помогала ему сесть прямее (к своему стыду, сам бы он сделал это куда медленней и неуклюжей), уже выпростала и закатала рубашку у него на спине. Поглядела, подышала на его синяки и ссадины и сказала задумчиво:

— М-да… Ребра тоже сломаны?

— Одно. Но я знаю несколько удобных положений, при которых оно нам вовсе не помеша…

Эмма закрыла ему рот ладонью. Произнесла веско:

— Кароль. Не сегодня.

И возможно, даже не на этой неделе.

Кароль быстро поцеловал мою ладонь, я выдернула ее и отступила. Чудо, что его еще не привезли домой на щите со сломанным позвоночником! И ведь ни слова, что все-таки было столкновение…

— Что случилось?

Кароль, морщась, поправлял рубашку.

— Лошадь скинула.

Я кивнула и начала подбирать с пола выдернутые из волос кисточки.

— Угу. А кобылку-то, случаем, не Финеаром звали?

Кароль ухмыльнулся:

— Ну-у…

— А что, обязательно было ехать за ним самому? — Я сунулась под кресло, доставая закатившийся карандаш, и вылезла оттуда красная и злая. — Кароль, ты можешь хотя бы неделю посидеть спокойно, не встревая в очередную драку или не подвергаясь покушению? Хотя бы пока…

— Пока — что?

Оказывается, он шел за мной к мольберту. Обхватил меня и прижался всем телом, а губами — к уху. Я поежилась от удовольствия, но закончила твердо:

— …пока я не закончу твой портрет!

Кароль засмеялся и поцеловал меня в макушку, потом в шею. Я вывернулась, уперлась ему в грудь пучком подобранных инструментов.

— Кароль! Я зла!

Он вскинул руки.

— Я уже понял, раненый мужчина вызывает у тебя не сострадание, а только раздражение! Постараюсь на следующий сеанс прийти здоровым, чтобы он завершился удачнее! Для нас обоих.

Под его выразительным взглядом я поспешно поправила на груди шемизетку. На сегодня написание портрета и… все остальное явно закончено, да и за окном темнеет. Мы уже направились к выходу, как Кароль сказал неожиданно:

— А подари-ка мне какой-нибудь набросок!

— Да пожалуйста, выбирай, а зачем?

Кароль улыбнулся:

— Ну так… буду смотреть на себя и тебя вспоминать.

— Я пока еще никуда не делась, — опрометчиво сказала я, водружая на стол охапку Каролей всех мастей, ракурсов и качеств.

Кароль уставился, но вовсе не на наброски, а на меня. Произнес медленно:

— А ты что же, куда-то собираешься уехать?

— Н-нет… — а может, и придется собраться, и уже завтра! — Но, как известно, человек предполагает… а старухи судьбы всё прядут свою пряжу…

Кароль задумчиво кивнул и взялся за рисунки. Он перебирал их, разглядывал, вертя и откладывая. Бормотал: «Сколько же ты меня нарисовала, просто удивляюсь, что я тебе для позирования все еще нужен». Я молча наблюдала, уже догадываясь, какой именно набросок он выберет.

— Вот!

Да, тот самый. Я называла его про себя «Кароль над городом». Жалея, я с легкой досадой пожала плечами:

— Ну так забирай!

— У картины должно быть название.

— Это же еще не картина…

— Не суть. Давай, подпиши ее.

— И как ты хочешь, чтобы я ее назвала?

Кароль искренне удивился:

— «Сын сумерек», конечно! Помнишь, ты так меня называла в тот день?

Даже и не вспомнить, ведь столько событий с тех пор произошло… Я подписала и торжественно вручила Каролю набросок.

— Владей и наслаждайся!

Он принял его с той же торжественностью, убедился, что название на месте, и свернул лист. Помедлил и вновь развернул, окидывая рисунок внимательным взглядом, словно впервые увидел.

— Что такое? — спросила я, с любопытством наблюдая за его действиями. — Передумал? Так возьми себе другой, мне этот самой очень нравится.

— Мне тоже, — лаконично отозвался Кароль. — Идем. И знаешь, Эмма…

— Да?

Он молчал, наблюдая, как уже привычно я запираю дверь. Кстати, почему не сменили замки? Или считают, что это уже не к чему, потому что Финеар с сообщниками давно удрал за границу? Не дождавшись продолжения, я вопросительно вскинула глаза. Кароль задумчиво смотрел в землю, постукивая по ладони свернутым в рулон наброском. Сказал отрывисто:

— Я, пожалуй, больше не буду позировать. Ты же видела — спина у меня… да и дел полно. Или займемся этим позже, или… а ты ведь можешь дописывать портрет и без моего присутствия?

— Да, — сказала я, скрывая разочарование. — Уже могу. Но…

— Тогда до встречи!

Кароль развернулся ко мне спиной, шагнул в моросящий сумрак — и исчез, растворился в нем. И впрямь — сын сумерек!

Я постояла, подставив горящее лицо мелко секущему дождю, коротко вздохнула и побрела домой.

Одна.

— Наконец-то вы нашли для меня время, чему я очень рад! — Линдгрин прикоснулся своим бокалом к моему, хрусталь тонко запел. Я тоже пригубила красного терпкого вина. Очень кстати — день хоть и был ясным и солнечным, но студеный ветер, набрасывавшийся из-за каждого угла, хлеставший до красноты лица, бессовестно пробиравшийся под юбки и плащи, намекал, что зима уже не за горами.

Я практически закончила портрет Кароля — без самого Кароля. Для последних мазков требовался свежий взгляд, поэтому, завесив полотно, я оставила его скучать в пустом доме и ушла на прогулку по Ристу.

На улице было холодно, на душе — тоже по-осеннему, потому что настоящий Кароль в свой дом больше не приходил. Да и на площади Человека С Птицей давненько не видели. Как в море канул: ни костей, ни вестей… Впрочем, путем осторожных расспросов я выяснила, что он может не появляться тут целыми месяцами; да, конечно, шпионские дела требуют много времени… Что успокаивало — значит, Кароль не обязательно угодил в следующую историю с травмами различной степени тяжести, — но вовсе не утешало.