Тайна знатных картежников - Алексей Биргер

— Есть, — сказал отец. — Вот они, эти бумаги, — и из пластикового пакета, которому мы с Ванькой не придавали значения — мало ли для чего может понадобиться в городе пластиковый пакет — он извлек тонкую пачку пожелтелых бумаг, перевязанную веревочкой.

— Что? — у Степанова округлились глаза, точно так же как у «боксеров» — во взглядах которых наконец пропало сонное выражение — и у «монахов». — Не может быть! Вот эти невзрачные бумажки — документы с подписью Геринга, и их можно превратить в кучу вонючих баксов?

— Совершенно верно, — сухо подтвердил отец.

— Вы, козленки! — Степанов повернулся к монахам. — Сколько это может стоить?

— Ну, — начал «отец Николай», — мы проглядели все данные по последним крупным аукционам, на которых выставлялись автографы, и, исходя из среднего уровня цен…

— Короче, Склифосовский! — рявкнул Степанов.

— Мы рассчитывали на сто пятьдесят тысяч долларов за все вместе, — поспешно сказал «отец Иоанн». — Но, конечно, если выставлять эти документы по одному на разных аукционах и если между коллекционерами и любителями подобных редкостей начнется яростный торг, то может получиться намного больше.

Степанов присвистнул.

— Я позабочусь об этих бумажках! — он повернулся к отцу. — И вы получите то, что причитается. А что нам с этими делать?

— По-моему, их можно отпустить, — сказал отец. — Во-первых, они сами замарались настолько, что им же будет хуже, если они вздумают распускать языки обо всей этой истории. И, во-вторых, они сделали нам очень дорогой подарок — хотя и не намеренно, — после секундной паузы он добавил. — Как только я понял, что никакие они не монахи, я решил как следует поискать в подвалах, которыми они так интересовались. И нашел металлическую шкатулку. Открыл её — и… — отец выразительно развел руками.

Степанов задумался на несколько секунд, словно был в нерешительности, потом сказал своим мордоворотам:

— Развяжите их, — и, ещё чуть-чуть поколебавшись, добавил. — Отведите их на рынок, в отдел одежды и обуви, и как следует приоденьте. Скажите торговцам, что это я велел прикинуть их во все самое лучшее, и что потом разберемся. Потом вы отвезете их на вокзал и возьмете им билеты на ближайший московский поезд. Глаз с них не спускайте, пока поезд не отойдет. Вот это, — он вручил одному из мордоворотов две пачки денежных купюр, — выдадите им на карманные расходы за пять минут до отхода поезда, никак не раньше.

«Монахи» — то есть, как мы теперь знали, аспиранты-историки — с благодарностью смотрели на отца, пока их развязывали. Когда они удалились, под своей надежной охраной, отец повернулся к нам.

— Вы ведь понимаете, что должны держать языки за зубами обо всем, что видели и слышали?

— За кого ты нас принимаешь? — возмущенно отозвались мы.

Степанов улыбнулся. Похоже, он был в самом хорошем настроении — ещё бы, в такой день, когда обалденные деньги сами приплыли ему в руки!

— Эти парни всегда соображают, как надо. Давайте прогуляемся в ресторан при рынке — их угостим мороженым, а нам с вами, хозяин, можно и чуток отметить такую удачу!

…Приблизительно через час, когда мы сидели в нашем катере, Ванька задумчиво проговорил:

— Да… Я обожрался мороженым так, как давно не бывало… И все-таки…

— Что? — спросил отец. Когда мы сели в катер, он не стал включать мотор, а достал весла, и теперь мерно греб. Как он сказал, чтобы нагрузить мускулы и немного освежиться после ресторана.

— Неужели ты собираешься действительно брать деньги от Степанова за подписи какого-то вонючего нациста? По-моему, к таким деньгам и притрагиваться нельзя!

— По-моему, тоже, — согласился отец. — Но отказаться я не мог. Степанов меня просто не понял бы. И даже стал бы меньше уважать. Ведь он живет в другом мире… Не беспокойтесь, мы найдем этим деньгам достойное применение. Потихоньку истратим на «партизанщину» отца Василия. Ведь это на год можно оплатить школьные обеды для целой школы, и ещё на многое останется! А может, ещё что-нибудь придумаем… Пусть эти деньги послужат чему-нибудь хорошему. Идет?

— Идет! — согласился мой успокоенный братец. — Странно! — добавил он. — Мы считали, что охота идет за золотыми червонцами, а на самом деле вся суматоха была вокруг каких-то старых бумажек…

Что ж, наступил момент моего торжества. Момент, когда я мог наконец доказать, что мы чего-то стоим — и расквитаться с отцом за то, что нам вздумали морочить голову! Настало время пойти с нашего козырного туза!

— Так они и в самом деле все это время искали «картежные червонцы», обронил я — так небрежно, как только мог.

— Они? — недоуменно переспросил Ванька.

— Ну да, они — отец и Пижон, то есть, граф Кутилин, — я повернулся к отцу. — Вы нашли червонцы? Или нам можно помочь вам в поисках?

У отца отвисла челюсть.

Он бросил весла и смотрел на меня так, как будто видел впервые в жизни.

Мой брат был ошеломлен не меньше. Он растерянно переводил переводил взгляд с меня на отца и обратно.

— Эй, вы и правда пудрили нам мозги? — нахмурившись, спросил он.

Отец издал странный звук, похожий на сдавленное кукареканье, а потом от души рассмеялся.

— Мне с самого начала следовало соображать, что все попытки утаить от вас что-то — это мартышкин труд! — он опять взялся за весла. — Я и сам в детстве был таким. Вот, наверно, доводил взрослых!.. А теперь расскажите мне, как вы догадались, что происходит на самом деле?

Ванька восхищенно глядел на меня, ожидая, что я сейчас помчу вперед с развернутыми флагами победы, под тень которых и он быстренько примажется. Я прокашлялся и начал.

— Сперва мы были уверены, что Пижон… то есть, граф Кутилин… похищен либо Степановым, либо монахами. Разговор о противогазах открыл нам правду. Все сразу встало по местам! Помнишь, я удивился, что ты сумел подойти к дымовухе и затоптать её без противогаза? Ну, может, я и преувеличивал, иногда бывает достаточно мокрого носового платка, прижатого к носу, но я хорошо знаю, сколько вонючего дыма может напустить всего одна дымовуха — дыма, сразу закладывающего горло и вышибающего слезы, а у тебя ведь даже глаза не покраснели, хотя ты сражался с двумя, и к тому же большими!

— Хотелось бы мне знать, откуда ты так хорошо знаком со свойствами дымовух, — не без ехидцы пробормотал отец.

Я чуть смущенно улыбнулся и продолжил.

— Когда мы узнали, что в нашем доме и в самом деле имеется запас противогазов, я припомнил и другие странные вещи, — я повернулся к Ваньке. — Ты говорил, что у домового — или призрака, как хочешь — голова была распухшей и странной формы? Было это похоже на человека, надевшего противогаз?

Ванька на секунду задумался.