Хлеб по водам - Ирвин Шоу
Шрифт:
Интервал:
Черт побери, подумал он, Элеонор права. Старческий отцовский комплекс. Ему хотелось подойти к Кэролайн, заключить в объятия, прошептать ей на ушко: «Дорогая, ты у меня такая красавица!» А потом зарыться носом в светлые волосы дочки и зарыдать.
Но вместо этого он обернулся к профессору истории, сидевшему рядом, и произнес:
— Простите, сэр, я не расслышал, что вы сказали?
Профессор, который был немного похож на Эйнштейна, знал это и потому отрастил длиннющую гриву, как и положено настоящему ученому мужу, какое-то время, щурясь, смотрел на Стрэнда.
— Я спросил, как вы освещаете проблему Вьетнама в ваших классах. Я имею в виду систему государственного образования.
— Мы не преподаем современной истории.
— Вьетнам — разве это современная история? — возразил профессор. — Корни этой проблемы ведут еще ко Второй мировой войне. История — это сплошная паутина, без швов. И наши мальчишки шли на войну прямиком с выпускных балов. После чего неизбежно возник кризис сознания, расколовший наше общество…
Стрэнд решил, что к высказываниям этого человека не следует относиться всерьез.
— В нашу программу этот предмет не включен. — Стрэнд сознавал, что ответ звучит грубо, и понимал, что собеседник здесь совершенно ни при чем, а вывели его из равновесия утренние беседы с Хейзеном и Элеонор, а также созерцание Кэролайн, которая сидела рядом с матерью и тихо ела. Никакого «раскола» ни на его отделении, ни в собственной душе не наблюдалось. Сам Стрэнд крайне отрицательно относился к войне, о чем писал своему конгрессмену, подписывал петиции, рискуя потерять работу, а дома, за столом, в присутствии Джимми, говорил, что ничуть не осуждает молодых парней, которые сбежали в Швецию или официально зарегистрировались как принципиальные противники войны. Но он не мог сказать этого здесь, за омарами и гусиным паштетом, в солнечной и благостной атмосфере пикника, на берегу океана.
К счастью, от дальнейшей беседы с «Эйнштейном» его спасло появление Хейзена.
— Прошу извинить меня, мистер Стрэнд, — сказал хозяин дома, приблизившись. — Можно вас на минуточку?
— Конечно. — Стрэнд поднялся из-за стола и проследовал за Хейзеном в дом.
— Прошу прощения за беспокойство, — тихо произнес Хейзен, когда они оказались в пустой гостиной, — но я вынужден немедленно уехать в город. Утром за завтраком позвонили. Хочу ускользнуть потихоньку, по-английски, обойтись без прощаний и извинений. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Ну разумеется, — ответил Стрэнд.
— Извинитесь за меня перед супругой. И хотя в этот уик-энд мы провели вместе совсем немного времени, — добавил адвокат, — я получил огромное удовольствие. И очень рад, что все вы — подчеркиваю, все — почтили меня своим присутствием. В следующий раз сразу по приезде перережу телефонные провода.
— Для меня эти дни тоже будут памятными, — вежливо кивнул Стрэнд. Если бы Джимми был здесь и слышал этот разговор, он бы непременно заметил: «Здорово сказано, старина. Еще раз, на бис!»
— Позвоните мне на неделе, ладно? — сказал Хейзен, и мужчины обменялись рукопожатием. Конрой уже ждал в холле, терпеливый водитель колесниц в темном деловом костюме. Вслед за Хейзеном он быстро направился к выходу, к ожидавшему у крыльца «мерседесу».
Ваше имя на корешках книг в библиотеках… Да известно ли ему собственное имя? Будто какой-то другой человек носил его имя и вел совсем другую жизнь. Сильный, энергичный, не он лежал сейчас в незнакомой постели, не он прислушивался к шуму крови в ушах…
— Как прошел уик-энд? — поинтересовалась Джудит Квинлен.
— Активное потребление, — ответил Стрэнд. — В самом лучшем смысле этого слова.
Джудит рассмеялась.
— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. — День выдался ненастный, они сидели у залитого струями дождя окна в кафе, куда зашли после занятий. Стрэнд немного рассказал Джудит о Хейзене и, стараясь не показаться хвастливым, описал приключение Кэролайн в парке. Он сидел и с удовольствием потягивал горячий кофе. Идти домой не хотелось. Ночь с Лесли прошла мучительно. Ночь с воскресенья на понедельник, после того как Конрой доставил их домой. Дорога на обратном пути была забита машинами и заняла много времени, лицо у Стрэнда пылало — он умудрился обгореть под солнцем и ветром за эти два дня. К тому же он чувствовал: Лесли догадалась, что муж что-то скрывает, а стало быть, будет допытываться, когда они приедут. Он не привык иметь секреты от жены, не умел таиться и недоговаривать и знал, что, если она возьмется за него всерьез, наговорит или каких-нибудь глупостей, или грубостей.
А потом, в ту же ночь, произошло нечто такое, чего никогда прежде не бывало в их супружеской жизни. Он пытался заняться с ней любовью, и у него не получилось. Лесли притворилась, что ничего страшного не произошло, и мирно заснула под боком. Но сам Стрэнд беспокойно проворочался всю ночь напролет, а когда наконец под утро уснул, его мучили какие-то неясные, тревожные сновидения. На следующий день Лесли заявила, что у нее болит голова, и почти весь день провела в своей комнате. Стрэнду не хотелось затевать с женой серьезный разговор — по крайней мере до тех пор, пока он сам не решит, стоит ли принимать предложение Хейзена насчет Кэролайн. А потому он нашел единственно возможный выход — погрузился в молчание. Что было совершенно для него нехарактерно, особенно в отношениях с женой. Он чувствовал, как тревога Лесли растет, ловил на себе ее испытующие взгляды. Причем началось все это еще по дороге домой, в машине, где рядом с ней сидели на заднем сиденье Джимми и Кэролайн, а потому заводить разговор с мужем она не стала.
Элеонор предпочла вернуться в город вместе с Джанелли. Лесли немного сердилась и на старшую дочь тоже. По ее мнению, заметила жена Стрэнду, дочь непременно должна была присутствовать на воскресном обеде. Вместо этого Элеонор позвонила в последнюю минуту и заявила, что их шайка (что она имела в виду, тоже не понятно) решила отправиться обедать в Монток. Они уже ложились спать, а Элеонор все не было, и когда именно она заявилась, никто не мог сказать. В воскресенье она с утра упаковала свою сумку и укатила с Джанелли, сказав, что какой-то кинорежиссер закатывает грандиозную гулянку где-то в своем имении в Уэст-Хэмптоне и что ей нет никакого смысла возвращаться сюда, чтобы ехать в Нью-Йорк вместе с родителями.
Джимми тоже отличился — подцепил какую-то девицу в баре в Бриджгемптоне и не явился ни на ленч, ни на обед. Примчался буквально в последний момент, когда все уже садились в машину, чтобы ехать домой.
Лишь Кэролайн, сыгравшая за эти два дня, наверное, десять сетов и совершенно уморившаяся, мирно спала сейчас, уткнувшись носом в плечо матери. Она была в полном восторге от уик-энда и, перед тем как задремать, сонно пробормотала:
— Это не жизнь, а мечта…
Интересно, подумал Стрэнд, какое настроение было бы у девочки, знай она, что говорила про нее сестра у бассейна? И он решил, что Лесли совсем не обязательно знать обо всем этом. Сначала он сам должен разобраться. Даже не спросив у жены, хочет ли она послушать радио, он включил приемник на полную громкость, что тут же сделало все разговоры затруднительными. Стрэнд понимал, что Лесли не преминет упрекнуть его и за это…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!