Изгнанница. Клятва рыцаря - Рикарда Джордан

— Откуда ты все это знаешь? — изумленно спросил ее Дитрих, когда они двинулись дальше. — Я не знал, что для пивоварения нужны дрожжи, да и другие ингредиенты!

Герлин рассмеялась.

— Я ведь когда-то вела хозяйство, дорогой. Правда, не такое большое, как в Лауэнштайне, но в Фалькенберге хозяйка также не сидит без дела. Если возникнет необходимость, мой господин рыцарь, я сама сварю для тебя пиво!

Дитрих практически не пил пива и даже вино употреблял в очень умеренных количествах. Поэтому он испытал облегчение, когда многодневные празднования в Лауэнштайне наконец подошли к концу. Юноша выглядел изнуренным. Ведь ему приходилось не только брать на себя обязанности председателя турнира, но и по ночам стараться зачать наследника. Второе явно вызывало у него больше восторга.

Дитрих быстро учился под нежным руководством Герлин, и она всегда получала удовольствие от его вначале застенчивых, а затем все более изобретательных проявлений чувств. Юной графине в эти первые дни семейной жизни редко попадался на глаза рыцарь Флорис, и постепенно поцелуй на балконе стал казаться ей просто наваждением. Герлин потерялась в круговороте банкетов, турниров, поздравлений и светских бесед, чествований рыцарей и проповедей высокопоставленных священнослужителей. Ей казалось, что это никогда не кончится. Она едва могла поверить в то, что жизнь наконец вернулась в свое нормальное русло.

Герлин и Дитрих попрощались с Перегрином из Фалькенберга и другими гостями — одним из последних уехал любивший выпить епископ Бамберга. К удивлению и радости Герлин, к нему присоединился Роланд Орнемюнде. Лютгарт сердечно простилась с ним и попыталась сделать вид, что все в порядке, но обмануть Герлин ей не удалось. На самом деле молодую вдову душила лютая ненависть. Она вспыхивала в ее взгляде, когда ей приходилось обмениваться учтивыми речами со своим пасынком или его женой, — так затаившаяся змея на мгновение высовывается из своего убежища.

— Как бы я хотела, чтобы и эта Лютгарт тоже убралась отсюда! — неистовствовала Герлин, вернувшись вечером после окончания всех празднований в покои, которые она делила с Дитрихом.

Ее супруг сидел в обществе Соломона и Флориса у камина, и Герлин рассказала им, что только что произошло. Она отыскала бывшую хозяйку крепости, чтобы попросить у нее ключи от кладовых и винного погреба. Лютгарт сначала не хотела их отдавать, и в ушах Герлин до сих пор звучали ее горькие слова: она никогда не думала, что проведет остаток своих дней в качестве бедной родственницы в крепости, которая должна была достаться ей и ее детям. Ее отец перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что ей приходится выпрашивать даже кусок хлеба.

— При этом раньше она никогда не переступала порог хозяйственных помещений, да и управляла здесь всем не ахти как, — возмущалась Герлин. — И от недоедания она уж точно не страдает, на кухне день напролет парятся и жарятся блюда. Но так не годится! Если уж на то пошло, я собираюсь вести хозяйство экономней! Однако же госпожа Лютгарт может поесть в любое время.

Флорис улыбнулся, но при этом старался не задерживать свой взгляд на Герлин. Ее гневная речь, румянец на ее щеках и растрепанные волосы показались ему обворожительными.

— Думаю, тут дело в принципе, — заметил он.

— В любом случае, я бы хотела, чтобы Роланд забрал ее с собой! — продолжала бушевать Герлин.

Соломон вздохнул:

— Если бы все было так просто! Но пока у рыцаря нет своей земли, он не может жениться. И мне, честно говоря, было бы спокойней, если бы он остался в крепости. Здесь он был под нашим присмотром. Кто знает, что он задумает. Мне не нравится, что он присоединился к епископу.

— Вы думаете, он останется в Бамберге? — спросил Флорис. — Но в таком случае он никогда не получит землю! Если у него есть хоть капля разума, он отправится на юг. В Святой земле все еще идут сражения, не правда ли? А в испанских землях они вообще не прекращаются — там все никак не могут выгнать мавров из Аль-Андалуса. И там, и там можно быстро что-то заработать, если рыцарь отважно сражается.

— Он скорее не знает, что такое настоящее сражение, — в этот день Герлин была язвительной как никогда, — а больше сведущ в поединках с юнцами и оруженосцами…

Господин Соломон пожал плечами.

— Я не вправе судить о его бесстрашии, — сказал он рассудительно. — А вот владения Лауэнштайна, несомненно, подошли бы ему лучше, чем клочок земли где-нибудь на границе с Кастилией. И он был так близко к тому, чтобы… Я не думаю, что он сразу сдастся. И в лице госпожи Лютгарт у него есть пособник прямо в нашем тылу.

— Но мы ему не уступаем! — вырвалось у Герлин. — Ну, я имею в виду то, что у нас также есть свой человек возле него. Мой брат Рюдигер ведь уехал с Роландом.

Выходка Рюдигера на турнире осталась никем не замеченной. У Роланда не было повода не доверять своему оруженосцу, произошедшее он считал воздействием злого рока. И теперь юноша, жаждущий приключений, последовал за странствующим рыцарем. Герлин не слишком обрадовалась этому, однако ее убедило заверение Рюдигера, что он будет сообщать ей обо всех делах и планах Роланда.

Соломон поднял брови.

— Что касается вашего брата и его деловых отношений с моим племянником, то я хотел бы поговорить с вами об этом. Однако хорошо, что юноша на нашей стороне. На многое ему рассчитывать, однако, не стоит. Время открытой борьбы уже позади, друзья. Теперь пришло время интриг.

Мимолетное счастье

Крепость Лауэнштайн — монастырь Заальфельд, сентябрь 1192 года — апрель 1194 года

Глава 1

Дитрих с присущей ему осторожностью и сдержанностью взял на себя управление крепостью. В сопровождении Флориса и Соломона он объезжал верхом свои владения, пока не наступили зимние холода, следил за осенним севом и вершил правосудие. Недовольные рыцари ворчали — они считали, что он слишком прислушивается к иудею, однако крестьяне высоко ценили его мудрые решения. Дитрих не отдавал распоряжений главам поселений и священникам, не выслушав их мнения по тому или иному вопросу, как и мнения обеих сторон в случае разногласий. Вначале он не хотел быть чересчур строгим, однако, когда заметил, что некоторые плуты неисправимы, стал наказывать более жестко.

И все же, как и прежде, юный граф отрицательно относился к наказанию плетью. Но в это время ему пришлось вынести первый смертный приговор. Курт Поджигатель, сын крестьянина из Штайнбаха, с детства был бунтарем и не имел ни малейшего желания работать. В юности он покинул лачугу своего отца, женился на такой же никчемной, как и он, девушке и собрал банду воров в лесу неподалеку от рыцарского поместья Штайнбах. Тогда стали все чаще поступать жалобы от владельца поместья Одеберта из Штайбаха. Курт Поджигатель и его сообщники грабили путешественников, вламывались в крестьянские дома и крали лошадей с пастбищ. Причем банда действовала достаточно умело, каждые несколько дней меняла убежище, и более чем за два года их так и не смогли поймать.