Тень каннибала - Андрей Воронин

— Смотри, смотри! — сдавленно воскликнул он и рванулся было вперед, но сержант, быстро оценив ситуацию, остановил его, поймав за ремень, и оттащил в тень.

— Стой спокойно, — сказал он, — не дергайся.

— Так а как же…

— А вот так. Если боишься, можешь отвернуться. Не-е-ет, братан, Бог не Тимошка, видит немножко…

Козинцев как раз собирался войти в подъезд, когда откуда-то из темноты за пределами отбрасываемого фонарем размытого светового круга вдруг выскочил крупный, немного грузноватый мужчина лет сорока пяти. Одет он был явно впопыхах, почти по-домашнему. Короткие рукава линялой фуфайки открывали мощные загорелые руки с внушающими уважение бицепсами и трицепсами, тяжелая нижняя челюсть почернела от проступившей щетины. Он подскочил к Козинцеву со спины и занес над головой небольшой топор — один из тех аккуратных, прикладистых топориков, без которых не может обойтись ни один хороший хозяин даже в таком большом городе, как Москва.

Участь Козинцева, казалось, была предрешена. Но тут произошло что-то странное: тяжелая черная трость вдруг полетела в сторону, со стуком запрыгав по выложенному кафельной плиткой крыльцу, а Козинцев, внезапно развернувшись на сто восемьдесят градусов, перехватил уже готовую опуститься руку с топором.

По сравнению со своим массивным противником он выглядел довольно щуплым, так что сомневаться в исходе поединка, пожалуй, не приходилось.

— В чем дело? — неожиданно спокойно спросил Козинцев. — Вам не кажется, что вы меня с кем-то спутали?

— Сдохни, тварь! — с ненавистью прохрипел неизвестный мужчина и попытался ударить Козинцева в лицо кулаком свободной руки.

Ярослав Велемирович легко и непринужденно перехватил и этот удар. Теперь двое мужчин стояли друг против друга, причем Козинцев без видимых усилий удерживал оба запястья своего противника. Тот рванулся, пытаясь высвободиться, но тщетно: хватка хромого бородача оказалась неожиданно сильной. Тогда он ударил коленом, целясь в пах, но Козинцев небрежно блокировал этот удар одним движением бедра.

— Вам надо успокоиться, — сказал он.

— Ах ты мразь! Успокоиться! Дочку мою, Катеньку… Ах ты людоед! Думаешь, на тебя управы не найдется? Зубами загрызу! Голыми руками в клочья разорву!

— Сомневаюсь, — холодно сказал Козинцев. — Я же говорю: вам надо успокоиться, а вы вместо этого теряете силы на пустые угрозы. Кроме того, вы пьяны.

— Пусти, урод! — почти прорычал мужчина. Козинцев промолчал, продолжая сжимать его запястья. Темные стекла его очков бесстрастно поблескивали, отражая холодный свет горевшего над крыльцом ртутного фонаря. Страшный, не правильно сросшийся рубец на левой щеке оттягивал кверху уголок его рта, и от этого казалось, что Козинцев насмешливо улыбается.

Борющиеся мужчины замерли на несколько бесконечно долгих секунд, издали напоминая какую-то уродливую скульптурную группу. Потом пальцы мужчины медленно, против его воли разжались, и топор выпал из онемевшей ладони, безобидно звякнув о крыльцо. Козинцев не глядя отфутболил его подальше.

— Ну, все, все, — миролюбиво сказал он. — Все?

— Убью, — прохрипел в ответ мужчина. — Все равно убью гада…

— Значит, еще не все, — со вздохом констатировал Ярослав Велемирович.

Они снова замерли, но продолжалось это совсем недолго. Рослый и грузный противник Козинцева внезапно издал хриплый стон и медленно, в три приема, опустился на колени. Козинцев продолжал сжимать его запястья, сверху вниз глядя на побежденного противника, который сначала осел задом на пятки, а потом стал неловко заваливаться на бок.

Стоявший в тени соседнего дома сержант медленно, как во сне, опустил руку на кобуру, отстегнул клапан и сделал неуверенный шаг вперед. Его напарник приподнял ствол автомата, готовый следовать за своим товарищем, чтобы предотвратить очередное убийство. Ситуация была ясна: отец одной из жертв — скорее всего, той, что была обнаружена утром, — решил сам свершить правосудие над маньяком. Увы, его постигла неудача, и теперь, судя по всему, он должен был вот-вот последовать за своей дочерью. То, что в карманах Козинцева не было обнаружено ничего опаснее связки ключей, в данном случае ничего не значило: он мог запросто свернуть своему противнику шею голыми руками.

Тут сержанту вдруг вспомнилось кольцо, блестевшее на безымянном пальце Козинцева, — вернее, не кольцо, а перстень в виде обвивавшей палец змеи с рубиновым глазом. Когда Козинцев протянул ему паспорт, сержант успел разглядеть этот перстенек во всех подробностях. Он, правда, не запомнил, имелись ли у этой золотой змеи зубы, но теперь ему казалось, что имелись, притом весьма острые. Сержант был человеком простым, деревенским и, в общем-то, не склонным к всевозможным мистическим умозаключениям, однако то, что случилось с несчастным отцом убитой девушки, здорово отдавало чертовщиной и наводило на мысли если не о колдовстве, в которое сержант не верил, то о каком-то специфическом яде, которым наверняка были щедро смазаны предполагаемые зубы золотой змеи. В самом деле, не мог же этот бородатый, волосатый и хромой мозгляк обладать такой силищей, чтобы играючи поставить на колени здоровенного мужика с топором! И никакого бокса, никаких восточных единоборств — просто взял человека за запястья, подержал немного, и тот тихо спекся…

Сержант сделал еще один шаг вперед, нащупывая под кожаным клапаном кобуры холодную рубчатую рукоятку пистолета, но тут Козинцев выпустил наконец запястья своего противника. Тот мягко повалился на крыльцо, а потом медленно, с трудом сел, засунул под мышки пострадавшие кисти рук и принялся раскачиваться из стороны в сторону, всхлипывая и что-то невнятно бормоча. Козинцев огляделся, легко наклонился, поднял свою трость и, тяжело опираясь на нее, скрылся в подъезде.

— Пошли, — со вздохом сказал сержант, застегивая кобуру, — отвезем парня домой. Еще простудится. Ему, бедняге, и так не позавидуешь…

Козинцев аккуратно, без стука закрыл за собой тяжелую дверь подъезда и двинулся к лифту, постукивая тростью и хромая сильнее обычного. Он выглядел как всегда, но его брови находились в непрестанном движении, то прячась под массивной оправой темных очков, то выныривая оттуда, как два мохнатых дельфина. Уродливый шрам непристойно багровел на бледной коже лица пожалуй, намного более бледной, чем обычно. Похоже, нападение вооруженного топором мстителя все-таки затронуло Ярослава Велемировича гораздо глубже, чем он хотел бы показать. Возможно, он даже был слегка напуган… а может быть, и не слегка.

Выйдя из лифта на седьмом этаже, Козинцев быстро подошел к своей двери и один за другим отпер все три замка. Руки у него не дрожали, но движения могли показаться стороннему наблюдателю чересчур порывистыми, словно Ярослава Велемировича одолевало сильнейшее раздражение. По-прежнему тихо и аккуратно, сдерживая эмоции, он вошел в квартиру, запер за собой дверь, секунды три или четыре постоял, привалившись к ней спиной, а потом вдруг от души, с силой запустил тростью в противоположную стену. Трость отскочила и запрыгала по паркетному полу. Снизу немедленно откликнулся сосед застучал, забарабанил чем-то в потолок, как в бубен, словно весь вечер ничего не делал, а сидел в прихожей и ждал, когда же наконец Козинцев вернется домой и даст ему повод как следует вдарить по перекрытию.