Тотальные истории. О том, как живут и говорят по-русски - Игорь Юрьевич Маранин

Тема детской литературы обрела неожиданное продолжение наутро, когда московская коллега, увидев мой геотег в Фейсбуке, написала мне едва ли не в панике: «Миша, что ты делаешь на моей родинке?» Я знал, что она родом не из Москвы, но не думал, что именно из Кургана. А она знала, что я урожденный москвич, который, видимо, в ее понимании с Курганом не мог иметь ничего общего.

Удовлетворив ее любопытство, я в очередной раз подумал: как все-таки странно, что при всех наших огромных размерах и расстояниях почти каждый десятый житель России живет в столице. В двух столицах, Москве и Петербурге, каждый восьмой. А если прибавить к ним еще Новосибирск и Екатеринбург, то выйдет, что всего в четырех крупнейших городах самой большой страны мира проживает более чем каждый седьмой ее житель. Такая гиперцентрализация — не самая хорошая примета, свойственная скорее третьему миру. Не мне, внуку понаехавших, ворчать на понаехавших, но надо же что-то с этим делать…

А с подругой мы сговорились встретиться через две недели в Болонье, на крупнейшей в Европе ярмарке детской литературы. Что с удовольствием и осуществили.

Курган — Челябинск

Последний участок моего маршрута оказался не самым длинным, но самым утомительным. Видимо, все-таки не то чтобы накопилась усталость, но у меня, человека категорически не автомобильного, иссякло любопытство к однообразным перегонам. По той же причине, собственной антиавтомобильности, самым интересным на дороге было погружение в совершенно чуждый мир русских roadhouses — придорожных закусочных и кемпингов, ранее известных мне разве что по американскому кино. В целом впечатления от этого знакомства меня не покоробили, а скорее очаровали. Большинство таких дорожных узлов, зачастую являющихся единственными центрами цивилизации на огромных пространствах, душевно и недорого кормят и предлагают немудрящий, но прочный уют — душевую, прачечную, стол и кровать, порою — магазинчик насущнейших дорожных товаров, от огромных резиновых сапог до зубной щетки.

В одной из столовок, в месте под названием Абатское, меня удивило меню, в котором в разделе «Первое блюдо» значились суп «борщ», суп гороховый, суп куриный и суп «рассольник» (именно в таком написании), но при этом просто «солянка». Почему не суп «солянка»? Я предположил, что у повара особенно трепетное отношение именно к солянке — и не ошибся: солянка была хороша. Но писатель Роман Сенчин, уроженец Кызыла, между прочим, объяснил все со знанием дела: «Солянка не совсем суп по своей консистенции, — ответил он мне немедленно за тысячи километров в Фейсбуке. — Но бесспорно первое блюдо». Такая точность в терминах заставила меня еще больше уважать местных поваров.

Помимо таких мелких лингвистических и гастрономических радостей на трассе Курган — Челябинск меня поразили две вещи — по-хорошему и по-нехорошему. По-хорошему удивил бесплатный журнальчик «Дальнобойщик», составленный почти в равной пропорции из выкачанных из интернета ветхих анекдотов про тещу, секс и, с учетом тематики журнала, автомобили, фотографий красоток (как уверялось — участниц проводимого среди читателей журнала конкурса красоты, но, вероятно, готовых и на другие затеи) и тематических около-автомобильных рекламных объявлений. Журнал при этом издается в Челябинске каким-то немыслимым для столичных изданий тиражом, измеряющимся сотнями тысяч в неделю. Так что умников, твердящих о смерти традиционных медиа, я приглашаю проехаться по сибирскому тракту. Веб-2.0 и социальные медиа — это прекрасно, но есть вечные ценности — такие, как шиномонтаж и сход-развал. Кстати, оборотистый издатель, с которым мы связались прямо из кабины газели, мгновенно и благожелательно отозвался — и только физическое отсутствие в данный момент в Челябинске помешало ему присоединиться к торжественной встрече Тотального путешествия в городском парке.

А не по-хорошему поразил меня крайне запущенный уличный сортир системы «дыра в полу», встреченный нами, впрочем, лишь однажды, но тем более дико смотревшийся в марте 2019 года, в XXI веке. Я подумал, что пока в России не появятся повсеместно нормальные туалеты, не возникнет и нормальной политики. Это кажется демагогией, но связь тут прямая: говорить, что политика грязное дело, так же бессмысленно, как утверждать, что санузел — грязное место. Сама их функция подразумевает непосредственное соприкосновение с самым грязным, что есть в человеке. Но тем-то и отличается человек цивилизованный от нецивилизованного, что, удовлетворяя известные потребности, он обустраивает этот процесс так, чтобы не терять при этом достоинства и самоуважения.

Как тут не вспомнить знаменитые слова Константина Леонтьева о западной цивилизации как «цивилизации ватерклозетов».

Челябинск

Мама много рассказывала мне про Челябинск, хотя провела там не так много времени — младшей школьницей ее перевезли в Подмосковье, где она и жила, пока не вышла замуж за моего отца в Москву. Благодаря уральскому воспитанию она всю жизнь ловко колола дрова для печки, умела таскать воду коромыслами, пока это не стало для нее тяжело, и делала многое в таком же роде. И на всю жизнь запомнила, как дрожит ночью улица, по которой своим ходом с завода на вокзал идет танковая колонна. А еще именно отсюда моя мама вывезла словечко «базлать», которое она использует в значении «препираться, качать права» и которое, как я узнал гораздо позже, является ярко выраженным регионализмом. Так что, хоть я люблю ввернуть при случае (или, как сейчас, без всякого случая), что мой отец, я сам и моя дочь родились в одном лефортовском роддоме, по матери я хоть и номинально, но могу считать себя челябинцем. Тем страннее, что оказался я здесь впервые.

* * *

Я с большим интересом заглянул в единственный в миллионном Челябинске магазин арт-книги «Белая лампа»[3] и с удовольствием прошелся мимо баров «Буковски» и «Лев Толстой» по местной пешеходной Кировке, которую все местные жители естественно называют Арбатом, как делают по отношению к своим пешеходным улицам жители еще нескольких десятков российских городов. Что можно было бы счесть еще одним огорчительным проявлением российской гиперцентрализации, если бы я не знал, что, скажем, деловые центры всех американских городов именуются «даунтаунами», даже если они расположены вовсе не на южной, «нижней» оконечности города, как деловой квартал Манхеттена, породивший это название. Есть все-таки мыслительные паттерны, не зависящие ни от языка, ни от менталитета.

Об этом, в частности, блистательно рассказывал Владимир Пахомов на последней публичной лекции в местном музее, на которой я ему «ассистировал», в очередной раз немножко сыграв в «непримиримые противоречия» филолога и лингвиста.

Закончилась наша поездка поздно вечером в загородном челябинском спа-центре, где мы