Война в затерянном мире - Сергей Зверев

Когда началась стрельба, Иса еще не понимал, что обречен. Сколько раз уже было, когда перестрелка с федералами заканчивалась удачно. Но не теперь. Машина была повреждена, бежавшие из кузова боевики убиты, и теперь оставался он один. Все выходы были перекрыты. В правую дверь из-за конфигурации кабины он выскочить не мог, оставалась только водительская дверь. Но снайпер «Альфы» выстрелом вбил «личинку» замка внутрь двери, и ее заклинило.

– Сдохните, собаки!.. – закричал Иса в окно и стал стрелять из пулемета, с которым с трудом управлялся в кабине, наугад, крест-накрест, очередями.

Обезумев от собственной крови, он метался в кабине, как крыса в клетке. Его до сих пор не убили только потому, что он был нужен живым. Заняв позицию между раскалившимся двигателем и дверью, Иса в одной руке сжимал пулемет, а в другой – рацию. Он запрашивал тех троих, что ушли в баню, но они не отвечали.

Сдаться ему не позволяло странное свойство. Трусость. Именно потому, что он боялся попасть в руки русских, оказаться в клетке на всю жизнь, Иса бился до последнего. Он умирал страшной смертью. Его брали Мякишев со спецназом. Выстрелы кололи в щепки доски кузова и с глухим стуком дырявили дверь. Врывающийся в кабину через разбитое пулями ветровое стекло ветер охлаждал лицо бандита, но раскалившийся справа двигатель жарил ноги и туловище. Он уже не слышал выстрелов вокруг, слышал только удары пуль. Они рикошетили от приборной доски, стоек кабины, и он машинально закрыл глаза. Любой из этих рикошетов мог подвести черту под его жизнью, а русские стрелял и стреляли…

Рукав куртки Исы окрасился в красный цвет, крошки стекла давно посекли в кровь его лицо. Но он, дико крича, стрелял наугад из кабины. Было очевидно, что доставалось и спецназу. Кто-то вскрикнул, выматерившись, и Иса понял, что попал.

Боевик и русские остервенело убивали друг друга. И каждый из них верил, что занимается настоящей мужской работой: он убивает врага. Когда наступило затишье, Мякишев и несколько бойцов спецназа поднялись с земли. Держа перед собой раскаленные, еще дымящиеся после выстрелов автоматы, подошли к машине.

Вся кабина изнутри была залита кровью. Из окна, свесив руку, висел Иса. Мякишев рванул дверь на себя, она не поддалась. И тогда один из спецов дважды ударил по замку, выбивая его окончательно.

Иса вывалился из кабины, и за ним с пола полилась кровь. В луже, сбегающей на землю, лежали граната и выпавший из кобуры пистолет.

– Не пригодились… – сухими губами прошептал Мякишев.

У Исы, упавшего на землю, на губах была улыбка. Видимо, он уже видел гурий, склонившихся над ним. Или просто смеялся над своей глупостью и бесцельно прожитой жизнью. Из его ран сочилась кровь, а сердце бандита уже не работало. Он так боялся оказаться в плену…

Мякишев стоял над трупом и размышлял, что нужно было этим четверым в бригаде. Вскоре он получит информацию, что в раздевалке бани находятся еще трое, и двое из них живы. Через пять минут после этого он разыщет солдат из роты материального обеспечения.

– Третий на «Севере», – кусая губы, доложил Мякишев в рацию.

«Третий» – это был позывной Стольникова. Мякишев только что доложил своему начальнику, что капитан обнаружен в бригаде.

– Он под контролем?

– Нет. Но он здесь.

– Организуй все. Я буду через полчаса.

«Организуй. Хорошо сказано, – подумал Мякишев. – Попробуй организуй! Организовать что? Блокировать выходы из бригады? Но когда это для Стольникова было неразрешимой проблемой? Поднять часть и прочесать все окрестности? Нет уж, пусть Костычев сам приезжает и все организовывает».

Стоя у входа в баню, Мякишев осмотрелся и направился к передней линейке – первым палаткам подразделений, у которых под грибками несли службу дневальные.

– Солдат… – обратился капитан к тому, кто находился в зоне видимости банного комплекса. – Да не ори ты!.. – оборвал он вопль парня: «Дежурный по роте, на линию!» – Чего орешь?

– Приказано. Устав.

– Не надо орать. – Появившегося сержанта-дежурного он отослал обратно. – Сколько уже на тумбочке стоишь?

– Минут двадцать.

«Значит, мог видеть, как Стольников выходил из бани», – понял Мякишев.

– Ты знаешь, кто я?

– Никак нет.

– Я из Федеральной службы безопасности. Как дома?

– Хорошо.

– Мать пишет?

– Пишет.

Мякишев начал понимать, что после перестрелки еще не пришел в себя и выглядит нелепо.

– Ты внимательный солдат?

– Так точно.

– Тогда скажи, куда направился капитан Стольников, когда вышел из бани?

Мякишев мог бы спросить, видел ли дневальный Стольникова. Но это предполагало отрицательный ответ. А вопрос, который он задал, прямо указывал на то, что сотрудник Федеральной службы безопасности знает, что дневальный видел Стольникова. И сейчас ему просто интересно, куда он пошел.

– У нас совещание, а его нет. Куда он пошел?

– Я не знаю капитана Стольникова, – огорченно пробубнил боец.

– Неужели в этой бригаде есть кто-то, кто не знает отважного разведчика Стольникова?

– Нет, я слышал об отважном капитане Стольникове, но не знаю, как он выглядит.

– Хорошо, – подумав, согласился Мякишев. – Вон оттуда, – он показал на баню, – вышел офицер. Куда он пошел?

– А, офицер? Вон туда, – солдат показал рукой в сторону столовой.

– Ты уверен?

– Так точно.

Мякишев поднес рацию к губам и двинулся в указанном направлении.

Дневальный потоптался на месте. Он только что обманул сотрудника Федеральной службы безопасности. Но совесть его не мучила. Ему не терпелось смениться и как следует рассмотреть вставленный за голенище сапога нож с гравировкой на лезвии «Брату Умару от Рустама».

* * *

Заметив начавшуюся суету у бани и в ее центре Мякишева, Стольников решил не соваться к генералу сейчас. Нужно выждать. А лучшего места, чем полуразрушенное здание аэровокзала, было не найти. Даже теперь, когда саперы проверили его несколько раз, заходить в это строение на краю взлетной полосы мало кто решался.

Во времена Дудаева в подвале здания расстреливали людей. Спустившись вниз, а Стольников бывал здесь уже не менее десятка раз, он то и дело натыкался на разбитые пулями стены. Как правило, для расстрелов использовались дальние стены комнат. Три стены имели бежевый цвет. Четвертая, у которой стояли жертвы, была вспахана до бетонного основания. И вдоль всех стен – черные потеки запекшейся крови… Бетонный пол тоже был изрыт пулями. Раненых добивали сверху.

Каждый раз, оказываясь здесь, Стольников задавался мыслью, почему теперь, когда все минуло, этот подвал не уничтожат? Не взорвут это здание к чертовой матери или хотя бы не отремонтируют? Чем дольше он служил, тем тяжелее ему было смотреть на эти хранящие страшные тайны сотен смертей стены. Хотя, казалось, все должно быть наоборот – привыкнуть бы. Но Саша не мог.