Миссии - избыточны - Юрий Иванович

И поспешно ушёл в один из внутренних коридоров.

Замершие на месте чиновники уставились друг на друга и с минуту просто пялились молча. Наконец генерал заговорил в обычной манере:

– Ну, раз ты такой старый и опытный, знающий и всё понимающий, то объясни мне: с какого резона нас, первых лиц сектора, запрягли на поиски простого смертного? Как-то оно дико смотрится…

– Согласен, – скорбно кивнул Айзель Франчук. – А что делать? Несмотря на всю мою бесшабашность, в крематорий всё равно как-то не хочется. Так что…

– …давай согласовывать наши действия, – договорил за него Шунт Стерликос. – Не стоит дважды делать одно и то же.

И они приступили к обсуждению. При этом оба двинулись по коридору, ведущему в иную часть Имения, где у них имелись свои комнаты управления подчинёнными структурами. Чаще всего именно оттуда шли распоряжения на места и велось верховное управление невероятно огромным хозяйством шестнадцатого сектора.

Скорей всего никто не мог предвидеть состоявшийся размах восстания в городе Крюдинге. И даже сами пленники не ожидали, что им удастся достичь настолько невероятного успеха. Можно сказать, почти полного. Именно, что почти… Это вот маленькое слово всё портило.

Город полностью оказался взят восставшими под свою власть. Войска герцога и местное ополчение выбито за крепостные стены, и все остальное население вроде как с восторгом поддержало удавшееся восстание. Вернее, не столько поддержало, как само с завидным ажиотажем громило виллы и дворцы богатеев, вешало на площадях дворян и их приспешников и даже умудрялось до основания разрушать массивные, построенные ещё в глубокой древности арены и амфитеатры. То есть всего за пару дней Крюдинг наполовину превратился в руины и выгоревшие пожарища. Будь дома не каменными, а крыши не покрытые глиняной черепицей, на месте громадного города осталась бы выжженная равнина.

Хорошо всё горело.

Потом прошёл обильный ливень. И сразу после него местное население стало всеми правдами и неправдами проскальзывать наружу, вне крепостных стен. При этом уносили самое ценное, а все остальное зарывали в подвалах. А уходя, утверждали как один:

– Я (или мы) только к родственникам наведаться на денёк и сразу обратно. Важное событие у нас, похороны, крестины, свадьба (нужное подчеркнуть).

Также стали покидать город и вооружённые отряды восставших. Эти вообще удивлялись, когда кто-то интересовался направлением их движения:

– Как куда? Домой, естественно! Вон нас сколько земляков собралось… Свободы добились, теперь заживём!

Никто из них не слушал предупреждений и наущений, которые раздавал вождь восставших, обезображенный двумя шрамами:

– Вас перебьют или пленят поодиночке. Здешний король вас даже через границы не отпустит. Только оставаясь здесь и сражаясь все вместе, мы можем отстоять завоёванную свободу. Не уходите! Одумайтесь!

Не слушались. Уходили. Так что вскоре стало ясно: город в осаде долго не продержится. А на четвёртый день ещё и полное окружение города завершили подошедшие за ночь войска короля и герцога. И теперь уже всем без исключения стало ясно, что выжить получится не у всех. С оставшимися ранеными и калеками долго крепостные стены не удержишь. Хотя ещё оставался шанс, что долгая осада попросту надоест самим осаждающим.

Квартет товарищей скорей всего тоже ушёл бы прочь из города ещё в первый же день. Но, увы и ах, ранения разной тяжести получили трое из группы прославленных «уборщиков». Патрику досталось мечом по шее, и глубокая рубленая рана не давала ему толком даже встать на ноги. Самуэль оказался ранен в грудину, и несколько поломанных рёбер не позволяли ему свободно вздохнуть. Ну и Труммер получил удар копьём в бедро, можно сказать, в его наивысшей части и сзади. Кто-то бросил опасное оружие со спины и таким коварным образом вывел героя из боя в его самом конце.

Может, кому и смешно было при описании места ранения, но только не герою восстания. Рассечённое и пробитое мягкое место не позволяло Полю хотя бы встать на четвереньки. Только и удавалось, что лежать на животе, да стонать от неприятных ощущений. Скорей всего и инфекцию при первой перевязке занесли, потому что пошло воспаление, началось покраснение, и боль стала совсем неприятная, словно дёргающая за нервные окончания.

Куда ехать в таком состоянии? И как? И на чём?

На этом фоне своих ранений все трое поражались странному факту: Умба оставалась в команде и не захотела бросать раненых товарищей. Заставляла врачей – лечить, поваров – готовить что получше, да и во всём остальном не гнушалась ухаживать за друзьями, которые по злому року судьбы стали на долгое время неполноценными инвалидами.

Вызвать ачи на откровение и выяснить причины такой лояльности так и не удалось. Разве что Самуэлю она сказала во время очередной перевязки:

– Мне ещё никогда в жизни не было так интересно. Столько приключений! Да и вообще, за нашего лидера надо держаться.

– Но в городе становится слишком опасно, – заметил Крепыш.

– Ничего, Поль обязательно что-то придумает! – ни капельки не сомневалась Умба.

Причём именно она в полной мере воспользовалась старинной пословицей: «На дэма надейся, а сам не плошай!» Потому что как только узнала о полной осаде города, пришла в госпитальную палату к товарищам и стала, ни много ни мало, требовать скорейшего выздоровления.

Кряхтящий Самуэль резонно поинтересовался:

– Как ты себе это представляешь?

– Да это не я себе, это командир ничего не делает. Лежит как шланг, не мычит и не телится.

Труммер и так кривился от неприятных ощущений, а тут развернул голову к ачи и вообще дёрнулся от боли, пронзившей всё тело:

– Не трави душу. Мне и так очень плохо…

– Ну сам подумай, – настаивала боевая подруга. – Ты ведь поощер, причём с невероятными для простого а’перва силами и умениями. Правильно? – Всю конкретику умений она знать не могла, но насмотрелась во время стычек, сражений, да и одной эпопеи освобождения хватало, чтобы понять самое главное. – Ты умеешь не только снимать усталость с других, но и забирать силу из своих врагов. А порой при этом ещё и сам эту силу себе забираешь. Верно?.. Тогда почему ты эту самую силу не используешь для ускоренного лечения?

Нельзя сказать, что Поль не рассматривал стоящую перед ним проблему и с этой стороны. Но тут имелся тяжеленный блок сомнений, который он и не замедлил огласить:

– К сожалению, сейчас мы не воюем, врагов вокруг нет, и мне попросту не на ком попробовать…

– Какая ерунда! Да пленниками, приговорёнными к казни, половина подвалов забита!

– Э-э-э… Как тебе сказать, – мялся а’перв. – Моральные устои не позволяют мне даже думать о нанесении вреда противнику, попавшему в плен.

– Разве речь идёт о недавнем противнике? – возмущалась Умба. – Ещё два дня назад новая власть ввела закон о недопустимости мародёрства, грабежей, ввело строгий комендантский час. С того самого часа всех неугомонных преступников моментально ловят по горячим следам и судят на следующий день. Часть уже казнили сегодня с утра, но ещё больше казней намечается завтра. Так что жалеть подобные отбросы не стоит. Все они – хуже дикого зверья и подлежат только уничтожению. И я хоть сей же час приведу сколько угодно смертников.