Мельничная дорога - Кристофер Дж. Эйтс

Но иерархия этой вины составляла лишь основу пирамиды. После пятницы в моем кабинете в Хибаре и телефонного звонка детектива Майка Маккласки пришло время надстраивать ее.

Нью-Йорк, 2008

Джен звонила уже три раза, но Ханна не отвечала – занималась случаем полицейского насилия: появилась история о том, как две женщины-полицейские (блестящий поворот) брызнули слезоточивым газом и отлупили револьверами водителя фургона. Сюжет продолжал раскручиваться, когда возник свидетель, добрый самаритянин, и заявил, что одна из полицейских целилась ему в лицо. Снова звонок. Да отвяжись ты, Джен! Но, взглянув на экран мобильника, Ханна увидела, что номер не Джен, и ответила.

– У меня работы по уши, Маккласки.

– Понимаю, но тут такое дело. Нам с тобой надо поговорить.

– Мы говорим. Излагай.

– Хочу тебе кое-что показать.

– Я пытаюсь добраться до свидетеля.

– Поверь, это важнее, Ханна.

– Ты где?

– В своем кабинете, но не здесь.

– Трапезничаешь кофейком с сахарком?

– Ладно тебе, Ханна. Сегодня пятница. Я у Пэдди Финна.

Когда Ханна добралась туда, Маккласки сидел у стойки и был похож на ванильное мороженное с вишенкой наверху: акры промокшей от пота после перехода в один квартал белой рубашки и раскрасневшееся от усилий лицо.

Разливавший напитки Джорджи поздоровался с ней, как с родной, Маккласки повернулся на барном табурете. Сложил «Нью-Йорк мейл», которую листал, и позвал:

– Сюда, Ха! – Поднял бармену большой палец. «Этот запиши на меня». – Имбирное пиво, Джорджи. – И влей туда двойную порцию чего-нибудь русского. – Заметив выражение лица Ханны, детектив добавил: – Ха, ты же не хочешь, чтобы я напивался один?

Ханна посмотрела на жидкость в стакане Маккласки, которая выглядела подозрительно. Схватила, попробовала. Сельтерская.

– Ты этим собираешься напиться? Не валяй дурака. Это не спиртное. Что с тобой?

– Все нормально. Линди посадила меня на диету – шесть недель без спиртного. Делает мне на завтрак овощные смузи. Впервые за неделю пью что-то не зеленое, словно День святого Пэдди[9] для истовых вегетарианцев.

– А мне предлагаешь двойную водку? С какой стати? Ты меня пугаешь, Майк.

Маккласки посмотрел на экран одного из декорирующих бар гигантских плоских телевизоров – спортивная нарезка бейсбольных матчей переносила зрителей из города в город.

– Ну, что за придурок? – Он воздел к экрану руки. – Болван гребет по пятнадцать миллионов в год за то, что лупит по этому хламу. – Питчер победно ударил кулаком в перчатку. – Пудрят людям мозги, думают, что пройдет – схавают.

За стойкой Джорджи вытирал начисто стакан.

– Прости, Ха. – Маккласки повернулся к Ханне. – Я бешусь от этой зеленой диеты.

– Ты ото всего бесишься, Майк.

– Что правда, то правда. – Он отхлебнул сельтерской со льдом и кивнул. – Но Линди сказала, этого следовало ждать. Мой зверский аппетит, если его не кормить, будит во мне зверя. Знаешь, от чего еще я балдею?

– От слова «аппетит».

– Умница, Ха. – Маккласки с такой силой выдохнул, что на стойке затрепетала газета. А затем указал на стакан.

Ханна выпила и спросила:

– Почему мы сразу не перешли к делу?

– По двум причинам. Первая: потому что я уже неделю не ел ничего, кроме того, что смахивает на покрытие пола спортплощадок. И вторая: потому что мне очень не хотелось тебе это показывать. – Он вытащил из-под «Мейл» лист. – Прежде чем перевернешь, скажи: помнишь убийство ножом в ресторане на Мотт? Злодей еще на свободе.

– Конечно. Я тогда придумала название: «Заведение красного соуса». Но его сочли бестактным.

– Идиоты. Так вот, Ханна, сегодня какой-то тип размахивал ножом перед рестораном в гостинице «Парк-сквер». Короче, он не мой клиент. Сегодняшний, судя по всему, держал нож в кармане брюк и как-то умудрился пораниться. Сотрудники ресторана увидели кровь. Он помахал ножом и убежал. Но они извлекли картинки из камер наблюдения и послали мне. Допивай, прежде чем перевернешь.

Предложение прозвучало странно, но Ханна послушалась, и спиртное сделало свое дело – мысли немного отмякли: Маккласки принес ей, видимо, нечто забойное, историю с какой-нибудь знаменитостью, но почему прежде, чем смотреть, надо пить? Она перевернула лист. В углу пропечатано время съемки, блеклые цвета, мужчина держит журнал, но не читает… Маккласки загородился ладонью, Ханна слышала звук – пальцы детектива скребли щетину на шее. Она смотрела на человека на снимке – не просто человека – и не видела его. Это же нелепо!

– Извини, Ха, – произнес Маккласки.

– Этого не может быть!

Детектив сглотнул и ждал.

– Почему ты это мне показываешь, Майк?

– Хочу помочь.

– Должно быть какое-то объяснение. Пэтч не мог сделать ничего подобного.

– Ты уверена? Он по-прежнему без работы. Ты говорила, что у него проблемы. Он никогда не грозил тебе ножом? Не поднимал на тебя руку? Богом клянусь…

– Нет, Майк, Пэтч не такой. Это не… – Ханна чуть не сказала «это не он», но вгляделась в снимок, наклонила голову, стараясь посмотреть под другим углом – Джорджи в это время ставил на стойку перед ней новый стакан, – потрогала: Пэтч такой маленький и одинокий. Что его заставило это сделать?

Затем все начало расплываться в ее глазах. Маккласки сполз с табурета, поддержал ее руками, и Ханна спрятала в них свои слезы. Разревелась у него на плече, но не из-за того, что натворил или готовится натворить Патрик, а из-за прошлых девяти месяцев, из-за болезненного ощущения, что хотя она продолжает любить мужа, что-то между ними уходит. Когда ей следует быть сильной, она где-нибудь еще, когда ей надо быть там, она здесь, когда нужно быть здесь, она там или на месте преступления, где все ее будоражит, на любимой работе за лентой полицейского ограждения среди света прожекторов и значков копов, в эпицентре событий, где все решается или не решается. Дурных людей ловят и наказывают, и все имеет свой странный порядок и логику, преступления всегда одинаковы, а развязка либо происходит, либо нет. Но она одна и та же. Ханна оттолкнула детектива, благодарно похлопала по плечу, вытерла глаза и спросила:

– Что собираешься делать?

– Лишь мы с тобой, Ханна, знаем, кто он такой.

– Ты должен арестовать его?

– На сей счет я хотел узнать твое мнение. Но если ты утверждаешь, что муж не поднимает на тебя руку…

– Я тебе клянусь, Маккласки. Бывает, впадает в уныние, но не бесится.

– Ясно. Копит, копит внутри, а потом – бум! – Он шлепнул по стойке своими большими ладонями, Ханна вздрогнула и опять посмотрела на распечатку снимка с изображением мужа.