Как я охранял Третьяковку - Феликс Кулаков

Скука и отчаянье тяжелыми камнями навалились на все мое существо. В такие минуты я начинал остро задумываться о целесообразности своего нахождения в этой недостойной всякого мыслящего человека обстановке. «На что я трачу свое драгоценное время, самоё жизнь свою?» – думалось мне. – «На кузины бредни? Молодость проходит!». Ну и прочая базаровщина.

Вдруг с «пятой» зоны по SLO позвонил Кулагин. Он чрезвычайно взволнованным голосом потребовал моего немедленного присутствия. Я скосил глаз на говорящую кулагинским голосом коробочку, и после короткого раздумья нажал клавишу «отбой». После обеда прошел всего час. Простолюдинам вроде Кулагина подмены еще не полагается. Таков неписаный закон «Куранта», хвала Зевсу-Побегалову, да прибудет с ним Сила в чреслах его, аминь!

Кроме того, я не вчера родился и прекрасно понимал, что милый Алеша звонит только лишь для того, чтобы вытянуть из дежурки именно меня – своего возлюбленного друга. Ну не мог он спокойно стоять на «пятой» зоне зная, что я прохлаждаюсь в резерве – не такой он человек! Сама мысль об этом жгла его как соляная кислота.

В отличие от меня Кулагин имел репутацию дрянного сотрудника и ему почти никогда не перепадал резерв – этот глазированный сырок для любого рядового курантовца. Я же, как уже сообщалось, был с резервом «на ты». Естественно, Алексей завидовал мне страшно и пользовался всяким случаем подпортить мой скромный, заслуженный праздник. Он постоянно выдумывал какие-то глупые предлоги для подмены, причем жарко просил прислать непременно меня, а не Андрюху Кузнецова – в то время старшего сотрудника второго этажа.

Подменив же Кулагина, я рисковал не увидеть его минут сорок. Он нарочно заливал в чайник свежей воды, долго потом ждал когда она вскипит, затем, не торопясь, хлебал кофе из самой большой кружки, а после всего этого выкуривал две сигареты кряду. Плюс, частенько еще засаживался в тубзик, чтобы, как он пошло выражался, степенно отложить веху. Будьте покойны, откладывал он эти самые вехи действительно степенно! Приходил Леша улыбаясь, и объяснял свое чудовищное опоздание оригинально – превратностями пищеварения.

– Ты же знаешь, – говорил он, – я кушаю венгерскую колбасу «турист».

Таким образом, Кулагин успокаивал свою нервную систему, и энергично расшатывал мою. Я рвал, метал, и прыгал как суматранский макак в период гона., чем доставлял Алеше огромное моральное удовлетворение. По его милости я вместо законного резерва был вынужден зорко следить за экскурсионными группами подростков, поднимать на спецлифтах инвалидные коляски, и мило беседовать с Милицией Львовной – смотрительницей, по непонятным причинам считавшей, что мы с ней есть друзья-не-разлей-вода.

Исходя из всех вышеперечисленных причин, я предпочел проигнорировать кулагинское воззвание.

Но он позвонил еще. Потом еще и еще. Вяло матерясь, я поднялся на второй этаж. Заняв позицию посередине лестницы, чтобы при неблагоприятном стечении обстоятельств успеть убежать обратно в дежурку, я спросил Лешу какого хрена ему неймется. Он замахал руками и стал делать знаки, смысл которых можно было истолковать так: это приватный разговор и его неловко вести на расстоянии. Я, прекрасно зная змеиное кулагинское коварство, осторожно приблизился.

– Ну, – говорю, – в чем дело, дружище Биттнер? Случилось что-то невероятное, да? Мы заняли Москву?

Кулагин выпучил глаза, присел, будто артист Леонов в кинокартине про инопланетян, и шепотом прошипел:

– Там Креков! – так и оставаясь в дурацком полуприсяде, он показал пальцем вглубь «шестой» зоны.

«От же каз-з-зел!» – думаю. Стоило тащиться по двум лестницам, чтобы узнать этакую сенсацию. «Там Креков»!

– Ну и что? – спросил я раздраженно. – Что с того?

– А то, что он… – старина перевел дух. – Он там пьяный! – и для пущей красочности присовокупил: – В жопу!

Fucking good!!!

Вполне естественно, я был поражен и даже более чем. Ладно, чего только не случается в подлунном мире. Допустим, «Трех богатырей» вынесли вместе с рамой. Допустим, смотрительницы подрались на почве личной неприязни и ревности, не поделив экскурсовода Галкина. Допустим, даже вот что: абсолютно голый Е.Е. зажарил в Верещагинском зале мексиканскую плясовую «Качучу». Это все еще туда-сюда. Но Креков?! Пьяный?! На посту?!

– Чего-чего? – всеж-таки переспросил я.

Кулагин развел руками и энергично закивал головой. Да, мол, так все и было.

– Креков в ящике SLO запрятал пузырь и лакает каждые пять минут. Он и мне предлагал.

Тут я более менее стал врубаться.

– Ну, пойдем, посмотрим на твоего Кроткого Крекова.

– Почему это на «моего»? – забеспокоился Кулагин. – Скорее на «нашего».

– Да нет! – съязвил я. – На твоего! На твоего великомученика преподобного иеромонаха Крекова. Ты же ему первый курантовский дружок!

Алексей Александрович смутился. Воспользовавшись этим крайне редко с ним случающимся обстоятельством, я взял командование операцией на себя. Своей властью (стопроцентно самозваной) сняв Кулагина с поста, я распорядился немедленно отвести меня к вероломному Крекову, дабы я предал того огню.

Мы отправились на поиски этого змея.

Пробороздя всю «шестую» зону туда и обратно, обнаружить его не удалось. Закралось даже подозрение, что я – хитроумный Фил стал жертвой банального и не слишком изобретательного розыгрыша. Но только я так подумал, как вдруг увидел картину природы, которая своим сюрреализмом успешно соперничала с суммой галлюцинаций десятка закоренелых токсикоманов вместе взятых.

Засунувшись по пояс в ящик СЛО, сотрудник Службы безопасности Креков что-то шумно и жадно хлебал из жестяной банки. Сделав добрый глоток, он аппетитно похрустел каким-то корнеплодом, после чего вытер рот рукавом пиджака и, зычно рыгнув, вылез наружу. Тут-то мы его любезного и взяли в клещи.

Выглядел Креков во всех смыслах растрепанным. Глаза его беспорядочно блуждали, дыхание было пресыщено алкогольными парами, кончик рубашки задорно торчал из расстегнутой ширинки. Вдобавок он звонко икал. Пиздарики на воздушном шарике…

– Действительно, пьяный Креков… – констатировал я растеряно.

Креков еле стоял на ногах и глупо нам улыбался.

– Креков, друг мой, ты верно охуел?! – изумлению моему не было никакого предела.

– Фи-и-и-л… – он попробовал было что-то сказать, однако не смог. Некоторое время Креков собирался с мыслями, но так и найдя нужных слов, сокрушенно вздохнул. Впрочем, в подтверждение своей искренности он с силой ударил себя в грудь. После чего вздумал обняться с Кулагиным. Я их насилу разлепил.

– Креков, ты животное двуличное! – довел я до его сведения свою позицию. – Мы в тебе крайне разочарованы. Особенно Леха.

Креков опять промычал что-то извинительное.

– Не оправдывайся, скотина, не надо… – с тоской сказал я.