Ким Ир Сен - Андрей Балканский

24 октября союзники на отдельных участках вышли к Амноку. Южнокорейцы набрали флягу воды и отправили ее Ли Сын Ману, а американцы по своей воинской традиции помочились в реку. Казалось, слова Макартура о том, что война закончится ко Дню благодарения (23 ноября), а Рождество солдаты будут праздновать дома, уже почти стали реальностью. Во время встречи с Трумэном на острове Уэйк генерал убеждал президента, что ни Китай, ни СССР в конфликт не вмешаются. Однако ни он, ни его собеседник не знали о тех интенсивных переговорах, что шли в эти октябрьские дни между Кимом, Мао и Сталиным.

Еще 29 сентября Ким Ир Сен и Пак Хон Ён обратились с письмом к советскому лидеру: «В момент перехода вражеских войск севернее 38-й параллели нам очень необходима непосредственная военная помощь со стороны Советского Союза. Если по каким-либо причинам это невозможно, то окажите нам помощь по созданию международных добровольческих частей в Китае и в других странах народной демократии для оказания помощи нашей борьбе»19.

Реакция Сталина была незамедлительной. Глубокой ночью 1 октября он надиктовал телеграмму. Но не в Пхеньян, а в Пекин: «Я нахожусь далеко от Москвы в отпуску и несколько оторван от событий в Корее. Однако по поступившим сегодня ко мне сведениям я вижу, что положение у корейских товарищей становится отчаянным». Товарищ Филиппов советовал Мао «немедля двинуть к 38-й параллели хотя бы пять-шесть дивизий».

«Макартур требует, чтобы мы подняли руки. Но у нас никогда не было такой привычки», — сообщил Ким в тот же день китайскому послу. Он передал Мао телеграмму, в которой выразил надежду, что Народно-освободительная армия Китая окажет непосредственную помощь в боевых действиях.

3 октября премьер Госсовета и министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай пригласил к себе посла Индии и передал ему, что Китай будет вынужден вмешаться в конфликт, если американские войска пересекут 38-ю параллель. Эта информация была передана властям США и проигнорирована ими. Макартур был уверен, что китайцы блефуют.

В Пекине начались долгие обстоятельные дискуссии среди партийного руководства. Мао не был единоличным властителем, он должен был выслушивать своих соратников из ЦК КПК, прежде чем принять решение. За чашкой зеленого чая бесконечно обсуждались и взвешивались аргументы «за» и «против». По вопросу о Корейской войне мнения разошлись кардинально. У противников вмешательства были весомые аргументы: в Китае только что закончилась многолетняя гражданская война. Необходимо было восстанавливать лежавшую в руинах страну, а не воевать с таким сильным противником, как американцы.

Чжоу Эньлай утверждал, что активное наступление — лучшая оборона. Мао также склонялся к оказанию помощи Ким Ир Сену, полагая, что китайцы «будут чувствовать тяжесть на сердце, если будут только стоять и наблюдать, когда другая нация находится в кризисной ситуации». Точка зрения Председателя в итоге возобладала. 13 октября Чжоу сообщил Сталину о принятом решении немедленно двинуть войска в Корею. Откинувшись на спинку кресла, тот удовлетворенно произнес: «Все-таки китайские товарищи хороши, все-таки хороши!» А затем пообещал ускорить поставки вооружения и обеспечить в будущем авиационное прикрытие наступления в Корее.

А. Панцов полагает, что Мао пошел на участие в Корейской войне «лишь для того, чтобы ублажить Сталина»20. Вряд ли можно согласиться с этим утверждением. И по прагматическим, и по идеологическим причинам Китай не мог остаться в стороне. Именно корейское направление было наиболее уязвимым для него. Нельзя было допустить присутствия американских войск на границе Маньчжурии, откуда подвергались опасности северо-восточные районы страны и столица. Наличие же на Тайване войск Чан Кайши, не скрывавшего желания вернуть себе основную часть Китая и даже бомбившего территорию КНР, создавало прямую опасность войны на два фронта. «Корея с Китаем связаны как губы с зубами, как врата с домом», — было сказано в заявлении политических партий и организаций Китая. Разбив губы, американцы могли выбить и зубы. Это прекрасно понимали в Пекине.

Кроме того, существенную роль играла все та же интернациональная солидарность: китайские коммунисты не могли бросить на произвол судьбы коммунистов корейских. Лидер Маньчжурии Гао Ган в феврале 1951 года высказывался так: «Нужно исходить из того, что существование Кореи и существование Китая суть явления одного рода, что обе эти страны принадлежат к одному лагерю. Поэтому Китай и направит свои войска для помощи Корее и борьбы с Америкой. Он делал это для защиты своего дома и своей страны»21.

Отправка войск в Корею выглядела как своего рода долг, который большой Китай возвращал своему маленькому соседу. Причем долг двойной. Ведь Ким Ир Сен, во-первых, в течение десяти лет был членом КПК и сражался со своим отрядом в составе Объединенной антияпонской партизанской армии за свободу и единство Китая, как и многие другие корейские партизаны. Во-вторых, сразу же после освобождения Северной Кореи советскими войсками и создания КНА он направил в Китай на помощь коммунистам отряды добровольцев, которые активно участвовали в боевых действиях.

Чтобы не втягиваться в большую войну с США, в Пекине решили отправить в Корею войска под видом народных добровольцев. Верховным главнокомандующим китайско-северокорейской коалицией остался Ким Ир Сен, а части добровольцев возглавил маршал Пэн Дэхуай.

Пэн Дэхуай (1898–1974) был уроженцем провинции Хунань, земляком Мао Цзэдуна. Он родился в простой крестьянской семье. Детство провел в нужде: после смерти родителей нищенствовал, работал на шахте и на стройках. В неполных 18 лет он поступил на военную службу — сначала в армию местных милитаристов, а затем в Народно-революционную армию Гоминьдана. Окончив офицерские курсы, Пэн быстро сделал карьеру, пройдя путь от командира роты до командира полка. Вскоре, однако, он разочаровался в политике националистов и в 1928 году вступил в компартию Китая. В коммунистической идеологии он не разбирался и присоединился к КПК из стремления к построению более справедливого общества. Впрочем, от молодого командира и не требовалось быть теоретиком марксизма.

В годы гражданской войны в Китае Пэн принял участие во многих боях и сражениях, в том числе — в Великом походе китайских коммунистов. Во время войны с Японией был заместителем командующего 8-й армией. В 1949 году, после создания КНР, был назначен членом Центрального народного правительства, заместителем председателя Народно-революционного военного совета.

Еще во время гражданской войны Пэн нередко проявлял самостоятельность и позволял себе спорить с Мао. Однако Председатель ценил его как талантливого командира и военачальника. Опыт многолетней партизанской войны пригодился маршалу в Корее.

С 19 октября китайцы начали переходить границу. Пэн информировал Кима о том, что под его началом находятся 260 тысяч человек, а в перспективе их численность планировалось увеличить до 600 тысяч. Они должны были действовать совместно с частями КНА, в которой на тот момент насчитывалось порядка 100 тысяч бойцов. У китайско-северокорейской коалиции было заметное преимущество в живой силе, однако она значительно уступала союзникам по количеству танков, крупнокалиберных орудий и самолетов.