Жемчужина, сломавшая свою раковину - Надя Хашими

захочет держать ее у себя в доме. Даже Шекиба, при всей своей наивности, понимала это. Она начала всерьез опасаться за свою жизнь.

В надежде прояснить ситуацию Шекиба решилась поговорить с Марджан.

— Марджан-ханум, — тихо начала Шекиба, подходя к хозяйке, которая сосредоточенно штопала детский носок. При звуке ее голоса бедняга подпрыгнула как ужаленная. — Простите, я не хотела вас напугать. Я собираюсь готовить обед.

— О, Шекиба, — Марджан прижала руку к груди и горестно качнула головой, — вечно ты подкрадываешься неслышно, как кошка! Занимайся обедом. Азизулла скоро вернется. Наверняка голодный.

Шекиба замешкалась на секунду, прежде чем задать вопрос.

— Марджан-ханум, можно, я спрошу у вас одну вещь?

Хозяйка смотрела на нее в ожидании.

— Когда вы говорили с Зарминой-джан, что она сказала… я имею в виду, обо мне… Что она вам сказала?

Марджан снова молча склонилась над носком. Сделав несколько стежков, она покосилась на Шекибу.

— А в чем дело? Почему ты спрашиваешь?

— Мне хотелось бы знать.

— Ну, она сказала, что ты скандалила.

— Я? С кем?

— А то ты не знаешь.

— Я ни с кем не скандалила. Делала все, что мне велели.

— Хм, похоже, ты и сейчас не прочь поскандалить, — сухо заметила Марджан.

— Нет, это не так! — неожиданно жестко заявила Шекиба. Желание защитить себя, доказать собственную невиновность придало ей храбрости. — Я не скандалила, и все, что вам наговорили обо мне, неправда!

— Шекиба! Во-первых, не стоит кричать на меня. И во-вторых, давай прекратим этот разговор. Пожалуйста, иди займись обедом.

Шекиба ничего не могла поделать, она чувствовала себя совершенно беспомощной. Ей пришлось отступить. Вернувшись на кухню, она взялась за приготовление плова — разочарованная и рассерженная, вновь вынужденная скрывать гнев и молча глотать обиду.

А еще два дня спустя Азизулла вернулся домой вместе с Хафизуллой. Братья расположились в гостиной. Шекиба подала им плов и тушеные баклажаны. Выйдя за дверь, она не стала уходить далеко и, затаив дыхание, прислушалась к разговору мужчин.

— Он путешествует в сопровождении тридцати человек. Я велел полностью подготовить дом к приему гостей.

— Им у тебя понравится, дорогой брат. Твой дом не может не понравиться. А что с обедом?

— О, это будет настоящий пир! Такое угощение поразит даже эмира. Я уже закупил все необходимое. Расходы, правда, оказались гораздо значительнее, чем мы предполагали вначале, но сейчас это не важно. Ведь речь идет о будущем. О будущем нашей семьи, брат! — Хафизулла буквально лопался от гордости.

— Да-да, конечно. Уверен, все будет так, как ты задумал, — поддержал брата Азизулла. — Но знаешь, я тоже хотел бы порадовать эмира. Преподнести ему подарок.

— Вот как? — Хафизулла зачерпнул горсть риса. — И что же это за подарок? — спросил он с набитым ртом.

— Я хотел бы подарить эмиру Хабибулле-хану служанку.

Шекиба вздрогнула и зажала рот ладонью.

— Служанку? Какую служанку?

— Ну, ты же знаешь, выбор у меня невелик, — усмехнулся Азизулла.

— Ты имеешь в виду Шекибу-шола?

— Именно ее!

— О брат, не уверен, разумно ли дарить эмиру такой несерьезный подарок. Это даже может вызвать его гнев.

— Она отлично умеет работать. Я уверен, во дворце такая прислуга очень пригодится. Мы вполне можем представить наше скромное подношение как жест уважения к эмиру.

«Жест уважения? Шекиба, твое имя означает „дар“».

Она чувствовала себя ничтожной и жалкой. О ней говорили как о какой-то использованной вещи, которую не жалко и подарить. В очередной раз.

— М-м-м… Надо подумать. Вполне возможно, что мы действительно… Эмиру ведь нет необходимости видеть ее лицо, а во дворце девчонка может очень даже пригодиться. Кстати, я сейчас вспомнил… на днях беседовал с генералом Хомаюном. Знаешь его?

— Ну а кто же не знает генерала! Жадный до денег болван, каких свет не видывал. Что у тебя с ним общего?

— Жадный до денег болван, похоже, пошел на повышение. Так что поосторожнее с выражениями, брат. Уверяю тебя, лучше иметь этого дурака в друзья, нежели во врагах. Генерал сказал, что ему поручено подобрать людей для охраны гарема Хабибуллы. Эмир не доверяет мужчинам-охранникам и велел найти надежных и крепких женщин.

— Отлично! — воскликнул Азизулла. — Шекиба-шола идеально подойдет на эту роль. Она сильная и выносливая, не хуже любого мужчины.

— Ну что же, значит, решено — заявил Хафизулла. — Завтра же поговорю с генералом, чтобы он был в курсе, какой подарок ты вручишь эмиру. Поистине это историческое событие — визит эмира…

Шекиба слышала достаточно. Она побрела на кухню. Ноги плохо слушались ее, голова шла кругом.

«Эмир. Дворец».

Эти слова звучали для Шекибы так странно, будто были произнесены на незнакомом ей языке.

Шекиба — человек, у которого нет половины лица. Шекиба — дочь-сын. Шекиба — женщина, выполняющая мужскую работу.

Шекиба состоит из половинок, которые не складываются в единое целое.

Глава 16

РАХИМА

Тетя Шаима любила обрывать свои истории на самом интересном месте и заставлять нас мучиться от любопытства. Мне не терпелось узнать, что же произошло дальше с бабушкой Шекибой, — почти так же, как узнать, что будет дальше с нами самими. Похоже, нам, как и ей, вскоре предстояло покинуть дом.

После памятного скандала папа-джан все чаще стал отлучаться из дому. Когда же возвращался, злился и рявкал на всех, кто попадался под руку, больше обычного. Даже забавные песенки, которые Парвин часто напевала вполголоса и которые, как ни старался папа-джан не подавать виду, обычно радовали его, сейчас лишь служили поводом для новых приступов ругани. Мама-джан, пытаясь смягчить его гнев, готовила разные вкусные блюда и запрещала нам громко разговаривать, не то что петь. Однако папа-джан все равно находил к чему придраться, чтобы поскандалить.

Я же все больше времени проводила в лавке Баракзая-ага. Таким образом я пряталась от мальчишек. Работа в лавке была надежным предлогом, чтобы не встречаться с друзьями, и в то же время это не выглядело так, будто я их избегаю. Кроме того, я с беспокойством думала о дне, когда мама-джан переоденет меня обратно в девочку. Интересно, какова будет реакция Абдуллы и Ашрафа? Особенно Абдуллы. Я скучала по друзьям. И в то же время боялась находиться с ними рядом.

Ночью я лежала, думая об Абдулле. В памяти всплыл тот час, когда мама-джан застукала нас за игрой посреди улицы. Это было захватывающее сражение, доставлявшее удовольствие нам обоим, до тех пор пока окрик мамы не оборвал нашу возню. Я вспомнила разгоряченное лицо Абдуллы и то, как он склонился надо мной, его колени, которыми он прижимал мои бедра к земле, и его сильные