Тайна озера Кучум - Владимир Топилин

Она выжила. Но зачем? Уже потом много раз спрашивала себя об этом, с горечью вздыхала: было бы лучше, если бы тогда умерла. Через полгода вышла замуж за Ивана. Не по любви, а просто так, в знак благодарности, потому что надо было за кого-то выходить. И началась однообразная, беспросветная жизнь: хозяйство, дом, одиночество, постоянное притеснение Агафона. Привычная к физическому труду Пелагия не боялась никакой работы. И от мужа не слышала хоть какого-то грубого слова. Иван был к ней добр, обходителен, пусть немножко грубоват, что поделать! Мужик, старатель. Он и должен быть таким. Тайга не любит слизняков. Но вот Агафон… Как хозяин на прииске, всегда был жесток с людьми, хладнокровен. Тяжёлым взглядом смотрел — как будто сверлил насквозь. Любое слово — закон. И не дай бог перечить. В ход сразу же применялись железные кулаки. Недаром его звали Агафон-Кулак. Пелагия сама пробовала на своём лице крепость его ладоней.

Случилось так, что корова пнула ведро, молоко разлилось. На ту беду в пригоне был Агафон. Схватил рукой Пелагию за косу, отхлестал по щекам. А она даже не сопротивлялась — так испугалась. Безропотно склонила голову и стояла, как подрубленная ива. А он, увидев покорность, вдруг схватил её и тут же, в коровьей кормушке, завладел молодым телом. В ту ночь она хотела повеситься там же, в стайке. Но он, видно, следил за ней. Перехватил верёвку, пригрозил: «Даже не думай, а то ноги мёртвой выдерну».

С тех пор пошло. Каждый день — как на пружинах. Того и жди, как злого окрика или требовательного слова, пока Ивана нет дома. Как мотылёк между двух огней. Сколько раз просила мужа уйти с прииска. Но тот тоже почему-то боялся Агафона, всё тянул время, обещая подзаработать немного денег или золота да раствориться в городской жизни. Сам тем временем просил родить дитя. Да только больше не было случаев, чтобы ещё хоть раз зародился в Пелагии плод. Ни от Агафона, ни от Ивана. Видно, что-то случилось с ней тогда, там, на Ахтыне, когда она перемёрзла. Или сам Бог отобрал у неё ребёнка.

Единственная отдушина — счастливые дни, когда Агафона нет на прииске. Это бывает два-три раза в год, когда он уходит в город. Тогда Пелагия весёлая, добрая, в настроении. В руках всё горит и кипит. И жизнь на прииске не кажется такой мрачной и тусклой.

Агафона нет на прииске три недели. Это связано с появлением на заимке русского, которого Ульянка нашла в тайге. С той поры прошло больше двух месяцев: Сергей окреп, порозовел, самостоятельно передвигался. А сегодня вот изъявил желание прогуляться по тайге на лыжах. Вместе со своей спасительницей. Ох, уж эта Улька. Ни на шаг не отходит от своего Сергея. Везде с ним. И мазями натирала, и кормила. Даже про тайгу забыла. Ченка уже второй раз ловушки проверяла. Одежду вон какую сшила. Из новых оленьих шкур. Парку и арамусы с двух быков-оронов. А шапку из лисы — сам Агафон лисицу дал, как дорогому гостю. И в дом от Ченки перевёл, и в комнатах поселил, как никого другого. Что-то тут не так.

Видимо, гость-то очень дорогой. Но самое главное лично письмо в город понёс. К чему бы это? Ивану не доверил, сам вызвался сходить. Пелагия видела, как инженер у себя в комнате писал на нескольких листах доклад, затем топил сургуч да ставил штамп на конверт. А Агафон-то всё рядом крутился, видимо, вынюхивал, про что написано. Но Сергей читать не дал. А что толку? Агафон всё равно конверт в лавке тайно вскроет да прочитает. А потом, может быть, и письмо заново перепишет. Ему что — он на всё способен. Здесь, на прииске, цензура строгая. Ни одна весточка без агафоновских глаз не проходит. Уж Пелагия то знает. Он специально напросился сам письмо отнести. Видно, что-то важное. Пойдёт к Дмитрию в город. Там разберутся, что к чему. А уж потом решат, куда передавать документ: властям или в печь выкинут. Хотелось бы помочь русскому, рассказать всё как есть. А он с Ульянки глаз не сводит. Ревнует женщина Сергея к девчонке. Сильно понравился он ей, да только вот холоден, равнодушен, всё свою спасительницу боготворит, стихи читает да слова разные ласковые говорит. И что он нашёл в этой метиске? С одной стороны посмотришь — вроде русская. А путём приглядишься — тунгуска, только с синими глазами. Вот невидаль! А впрочем, о чём это она? Забыла совсем, что Уля ей подруга. Так зачем же зло наговаривать? У девчонки жизнь только начинается. А у неё, в двадцать три, всё кончено…

На улице заскрипел под ногами снег, раздался звонкий голос. Это из тайги пришли молодые. Первой в дом ворвалась Уля, за ней медведем ввалился Сергей. Пелагия быстро смахнула с глаз слезы, выскочила к столу, наигранно заулыбалась:

— Что-то долго вы ходите. С самого утра не ели. Проголодались?

— Да уж, как волки! Накуляли шивоты, сейчас хоть целого оленя съесть бы, — весело заговорила Уля и добавила: — Вот я-то ещё ничего, а Сергей сохатого проглотил бы. Так?

— Да не то, чтобы сохатого, но от добрых щей не откажусь, — потирая руки, подтвердил тот в ожидании приглашения к столу.

— Ой, да уж я вам и приготовила. Вот, Ульянка, холодец режь, я сейчас из печи чугунок достану. Щи как по заказу. А вот заяц печённый в тесте. А тут, вот, сдобы напекла… — засуетилась Пелагия, подавая еду.

— Ох уж, Пелагия! — развёл руками Сергей. — Ну ты просто какая-то кудесница! Такие яства, и всё сразу. Тебе надо при самом губернаторе поваром работать.

— Да какой уж там губернатор… — краснея от похвал, ответила женщина и вздохнула. — Своих бы накормить.

— Ну, будет тебе наговаривать. Все бы так готовили, — добавил он и, выискивая глазами хозяина дома, закрутил головой. — А где Иван-то? Он что, ужинать не будет?

Иван-то? — всплеснула руками Пелагия. — Опять, наверное, у своих лошадей. Придёт, никуда не денется. Вот надо Ченку позвать вечерять. Что она там у себя, одна?

— А мы заходили к ней, звали. Сейчас придёт, — перехватила взгляд Сергея Уля. В доказательство на улице послышались торопливые шаги, затем непонятные голоса, быстро распахнулась дверь, и в избу друг за другом вошли Ченка и Иван.

— Во! Пришли уже? А мы вас уже заждались. Скоро темнеть зачнёт, вечер, а вы всё снег топчете, — раздеваясь, заговорил Иван.

— Да уж, — подтвердил Сергей. — Она, — махнул головой в сторону Ули, — меня сегодня на самую вершину горы водила, местность показывала.

— Куда это?

— На Хактэ, — пояснила Уля. — Тута толго хоти. Оттуда пыстро ехай.

— Моя доська всю тайгу знат. Всё покажет. Везде пыла, всё витела, — гордо заговорила Ченка, быстрее всех, занимая свое место за столом. — Ой, бое! Отнако кушать много, а водка нет. Как-то? У Ченки живот огненной воды хочет.

— Они!.. — запротестовала Уля. — Опязательно пить? Можно и так кушать, каварить.

— Ой, доська! — мать вдруг сделала смешное лицо, завалила голову набок, закатила глаза. — Помирай, отнако, путу. Не могу без вотка кушай…

От этой шутки все засмеялись. Иван посмотрел на жену:

— Что ты, Пелагия. Не дай человеку умереть. Да и нам с Сергеем налей.

Женщина проворно наклонилась под стол, достала бутылку с водкой. Ченка схватила её рукой, стала наливать себе в кружку. Перед началом трапезы все четверо повернулись к иконам в углу, крестясь, прочитали короткую молитву. За ними, уже опустошив посуду, подражая верующим, закрестилась Ченка. После этого мужики сели, Пелагия стала наливать по чашкам щи. Уля подавала тарелки. Ченка ловко разливала из бутылки водку. Все пребывали в отличном настроении, весело обсуждали проблемы уходящего дня. Сергей делился впечатлениями о своём восхождении на голец и о красоте просторов, открывшихся с высоты птичьего полёта.