Женушки из Бата - Венди Хоулден

Свет в детской горел. В углу, над кроваткой Тео склонилась знакомая широкая спина. Пока Хьюго стоял, примерзнув к полу, спина развернулась, и на него в ужасе уставились выпученные разъяренные глаза.

— Мистер Файн! — резко выдохнула няня Харрис и приложила большую руку к груди.

Хьюго развернулся и бросился вон. Но перед тем как спасаться бегством, он отметил поразительный факт. Няня Харрис даже без четверти три была одета не в махровый халат, а в форменное платье. И на голове у нее были не бигуди, а шапочка.

Фактически скатываясь с лестницы, Хьюго слышал, как няня Харрис продолжает разговаривать сама с собой. Ее восклицания выражали глубочайшее отвращение. Хьюго не мог различить, что именно она говорила. Но, похоже, опять упоминался лорд Файрбурн.

Теперь приближалось Рождество, и Элис испытывала такое же возбуждение, как ребенок. Ее всегда трогали праздники. Но первое Рождество с их дочерью будет таким особенным, что у нее при одной мысли о нем увлажнялись глаза.

Их елочные украшения были совершенно особенные. Сама елка была сделана дома из картона и даже не покрашена, на ней развесили перегоревшие лампочки, спасенные из вагонетки, в которую выбросили мусор из какого-то офиса.

— Елочные игрушки! — победно объявил Джейк, вернувшись с полным пластиковым пакетом. Элис радостно бросилась к нему, представляя настоящие — хрупкие и блестящие. Ей было трудно скрыть свое разочарование, когда они оказались совсем другими, но она пыталась выглядеть довольной ради спасения планеты. В любом случае после того, как игрушки развесили, они скрыли, по крайней мере, часть жирных пятен на картоне.

Вклад Элис в украшение картонного дерева состоял в вырезании картинок из рождественских открыток, очевидно спасенных из прошлогоднего мусора. Судя по посланиям, это был не только мусор Джейка. Элис аккуратно вырезала картинки, а потом проткнула иголкой с нитками, извлеченными из старой одежды. Потом она попыталась развесить различных дедов Морозов, малиновок и колокольчики на скользких картонных ветках. Во время работы они с Джейком пели новые версии традиционных рождественских гимнов, переделанных для прославления новой жизни мусора. Джейк обучил им Элис. Получалось, например, что пастухи по вечерам вяжут носки из восстановленной пряжи…

Элис не могла не сравнивать это с «Рождественской кассетой» Кингз-Колледжа и бокалами шампанского, которые традиционно сопровождали украшение елки в доме ее родителей. Ей очень не хотелось, чтобы они увидели елку в доме Джейка. Она знала, что они не поймут. Но, тем не менее, родители все это увидят, потому что, несмотря на все ее усилия, они собирались приехать на Рождество. А как она пыталась их отговорить!

— Мы хотим быть с нашей новой внучкой, дорогая, — заявила миссис Даффилд, когда Элис в очередной раз пыталась убедить ее остаться дома. Судя по голосу, мать была обижена, но все равно намерена приехать.

И если дерево явно не произведет впечатления, то подарки произведут еще меньшее. Для Джейка и ее самой подарки были воплощением красоты, завернутые в соответствии с самыми строгими принципами, пропагандируемыми в «Собери и используй!».

В праздничном выпуске эти принципы переработки и использования отходов как раз и были представлены. Некоторые подарки паковали в коробки из- под круп, другие запихивали в так любимые Джейком картонные серединки из рулонов туалетной бумаги. Все было обернуто туалетной бумагой и украшено бантиками, сделанными из блестящих внутренних частей пакетов из-под чипсов.

«Но моим родителям следует это оценить», — сурово подумала Элис. Это их моральный долг. Разве они не понимают, насколько они эгоистичны, увековечивая пытающуюся закрепиться материалистическую культуру, которая медленно душит планету и приведет ее к гибели?

Элис решила, что, когда придет время разворачивать подарки, она сама радостно примет браслет, сделанный из старых шнурков. Ее муж его только что закончил. Сейчас он занимался изготовлением абстрактной скульптуры на кухонном столе. Джейк мастерил ее из внутренних частей какой-то выброшенной машины. Элис покажет родителям, как надо радоваться.

* * *

Хьюго и Аманда сидели в небольшом кафе, расположенном в фойе одной из гостиниц Бата. Они остановились, чтобы сделать небольшой перерыв в предрождественской беготне по магазинам. Они пили капуччино маленькими глотками. Они, не видя, смотрели на золотистые яблочки в вазочке, обернутой золотистой бумагой. Таким образом заведение украсило столики на праздничный сезон. Но оба супруга были погружены в свои мысли.

Аманда радовалась, что Тео находится дома с няней Харрис. Жизнь казалась лучше, когда его нет рядом. Новизна материнства стерлась много недель назад. Если быть честной, то все стерлось в день его рождения.

Она не могла понять, из-за чего создается столько шума. Материнство стало самым большим ее разочарованием в жизни. Она была вынуждена весь день проводить дома, да еще и ждать атаки на собственные соски. Это совершенно безрадостный образ жизни.

Теперь Аманда понимала, что проявила слишком много оптимизма относительно детей. В них нет ничего очаровательного и захватывающего. Через два дня после того, как Тео доставили домой, она уже слишком устала и скучала. Может, было бы легче, если бы он не родился таким уродливым и больше походил на светловолосого, голубоглазого херувимчика, который существовал в ее воображении. Но Тео оказался худым и темноволосым и напоминал обезьяну. Даже теперь, когда его волосы светлели, в них появился какой-то беспокоящий рыжеватый оттенок.

И не только материнство вызывало скуку. Бат также оказался скучным. Там не было ничего из шика и роскоши большого города. Новая постановка Айкбурна с Венди Крейг в главной роли в Королевском театре не может сравниться с премьерами на Бродвее с Дэниелом Дей Льюисом. Да даже с постановками в грустном старом Саут-Банке. Аманда никогда особо не любила театр, но он всегда находился рядом на тот случай, если бы ей захотелось пойти. Но теперь его рядом не было. Тем временем в провинциальные журналистские стандарты было трудно поверить. Местные газеты были полны войн с ветряными мельницами, и на первых страницах пестрели заголовки типа «Гибель пенсионера. Он упал, пытаясь убить паука шлепанцем».

Ее собственная журналистская карьера казалась отжившей свой век. Материнство и провинция оказались тяжким грузом не только в личном плане. В профессиональном плане они тоже сыграли свою роль. Не было сомнений, что от этого пострадала и ее карьера. Все ее последние попытки заинтересовать издателей своими статьями ни во что не вылились. Произошло невозможное; Аманда выпала из обоймы.

Прошел почти год с тех пор, как она готовила что-то по-настоящему крупное для кого-либо. Фактически ее последняя большая статья писалась для Дженис Киттенбурген и привела к проблемам с «Интеркорпом». Ей требовалось вернуться на сцену, разослать несколько писем, даже попросить что-то ей заказать. В общем, нужно шевелиться.

И что ее останавливает, если хорошенько подумать? Няня Харрис присматривает за Тео. Ей самой едва ли требуется находиться дома. Несмотря на призывы чаще брать сына на руки и заниматься с ним, Аманда предпочитала рисковать будущим душевным здоровьем ребенка, а не нынешним срыгиванием на ее сшитые на заказ платья. Она была в ярости, потому что больше не может носить черное. Тео стошнило ей на плечо! Альтернатива — гардероб в спектре всех цветов детского питания — ее не привлекала.